Сосновый Бор. Атомный гигант набирает мощь
Уже с первых дней 1974 года на ЛАЭС полным ходом начались операции по освоению первого энергоблока. От этапа к этапу постепенно расширялся состав технологического оборудования, участвующего в пуске. Однако освоение первого блока станции шло с большими трудностями. Каждый очередной этап с выходом на новую ступень мощности выявлял «узкие места» и «подводные камни», которые приходилось обходить или изменением технологических схем и конструкций, или корректировкой расчетов. Технические проекты зачастую оказывались недоработанными, поскольку многое делалось впервые, поэтому истинных виновников не было, зато нередко находились «стрелочники» в лице эксплуатационников и, особенно, среди сменного персонала. В этом плане характерны два неприятных случая, произошедшие в моей смене уже в начале года. Первый из них был связан с оборудованием установки подавления активности (УПАК).
На нашей электростанции заглубленный под землю железобетонный газгольдер выдержки территориально располагался между административным корпусом и зданием первого энергоблока. На земле прямо над крышей газгольдера была проложена бетонная дорожка, по которой эксплуатационный персонал и строители ходили в основное здание блока. Утром в понедельник 7 января я готовился передать смену Борису Орешкину, который со своим персоналом только что прибыл на рабочие места. Внезапно все мы услышали со стороны административного корпуса громкий хлопок, слегка приглушенный толстыми стенами здания блока. Оказалось, что произошло разрушение перекрытия газгольдера выдержки, причем за пару минут до взрыва над ним прошел взвод военных строителей, которым явно повезло в этой ситуации. Энергоблок, находившийся в работе на небольшой мощности, был немедленно остановлен. Картина разрушенного газгольдера впечатляла – часть железобетонных плит перекрытия была силой взрыва вывернута наружу, из «чрева» газгольдера вылетало облако пыли вместе с водяным паром и газообразными радиоактивными отходами. Все это поднималось вверх и ветром уносилось в противоположную от города сторону, накрывая промышленную зону и сооружения НИТИ. Как позднее показало расследование, в газгольдере произошел взрыв «гремучей смеси». Точная причина создавшейся аварийной ситуации не была установлена, хотя сменный персонал понимал, что к этому могли привести операции и переключения, которые производились накануне персоналом турбинного цеха по указанию зам. начальника цеха А. Е. Шевченко в схемах отсоса эжекторных газов, связанных с УСГС. Приказом по станции (на всякий случай) несколько человек наказали, нашу же смену приказ не затронул. После окончания восстановительных работ на газгольдере выдержки была изменена схема прохода персонала в здание энергоблока. В результате этой аварии пострадавших не было. Никакой информации о радиоактивных выбросах также опубликовано не было. Каких-либо особых последствий для станции этот инцидент не имел. В то же время успешный пуск первого энергоблока ЛАЭС имел решающее значение для дальнейшей реализации программы развития атомной энергетики в стране и получил высокую оценку государства. Постановлением Совета Министров РСФСР 18 января 1974 года Ленинградской атомной электростанции было присвоено имя создателя Коммунистической партии и Советского государства Владимира Ильича Ленина. Нашей сквозной смене №1 ещё раз «повезло» буквально через месяц. В среду 6 февраля 1974 года на блоке №1 проводился краткий планово-предупредительный ремонт (ППР), реактор находился на минимально-контролируемом уровне мощности (МКУ), технологические системы реакторной установки обеспечивали поддержание номинальных параметров температуры и давления в контуре МПЦ. Около полудня случилась серьезная авария в реакторном цехе. Произошел разрыв чугунного корпуса работающего питательного насоса промежуточного контура реактора. В результате вскипания воды и последовавших гидроударов радиоактивная вода и пар поступили в помещение. где в это время проводились ремонтные работы на остановленном оборудовании. Сразу же после получения информации о случившемся я дал команду СИУРУ и ЗНСС на заглушение реактора и перекрытие всей запорной арматуры на системах промежуточного контура продувки. Дальнейшие действия смены проходили в соответствии с Регламентом работы реакторной установки. В результате произошедшей аварии трое слесарей-ремонтников, одетых, как и положено, в рабочие лавсановые комбинезоны получили термические ожоги большой степени. Спасти их, к сожалению, не удалось. Этот случай был детально расследован с технической стороны специальной комиссией Министерства. Было установлено, что основной причиной, приведшей к несчастному случаю явилось наличие заводского дефекта корпуса насоса в виде внутренней трещины. Среди сопутствующих причин, приведших к аварийной ситуации на энергоблоке №1, стало совпадение ряда факторов, в их числе: наличие связей контуров продувки двух реакторных установок, проводившиеся работы электромонтажниками по настройке электроприводов арматуры на контуре продувки реакторной установки №2. Действия персонала моей смены по ликвидации аварии были признаны правильными. Прокуратурой по факту гибели людей было возбуждено уголовное дело. В рамках расследования дела я и мой заместитель Варыгин М.Н. проходили в качестве свидетелей. Дело тянулось довольно долго, но в итоге было закрыто. Между тем работы на первом энергоблоке продолжались ускоренными темпами. Дневной и сменный персонал трудился с полной отдачей. К апрелю 1974 года была закончена подготовка второго турбогенератора (станционный №1) к работе на мощности и 4 апреля он был включен в сеть. Электрическая мощность блока составила на этот момент 500 Мвт, т.е. 50% от номинала. После завершения комплексной проверки первый турбогенератор остановили для устранения дефектов. До этого времени большинство пусковых операций проводилось без участия автоматики, но в ходе пуска стало понятно, что без введения в полном объеме проекта системы централизованного контроля СКАЛА работать надежно не удастся. Специалистами станции совместно с конструкторами и проектировщиками был осуществлен комплекс работ по замерам и теплофизическим расчетам активной зоны реактора, в частности были проведены расчеты распределения мощности по активной зоне, паросодержания в технологических каналах, запаса до кризиса энерговыделения и оценены перспективы увеличения мощности реактора. После выравнивания поля энерговыделения и подрегулировки расходов в ТК мощность блока при двух работающих турбогенераторах 19 апреля увеличили до 600 МВт. 15 мая 1974 года был выработан первый миллиард киловатт-часов электроэнергии с момента пуска блока №1. Одновременно широким фронтом развернулись работы на строительстве энергоблока №2 – уже в середине мая 1974 года была начата графитовая кладка второго реактора. На работе и в городе Летом на ЛАЭС побывал с рабочим визитом Председатель Совета Министров СССР Косыгин Алексей Николаевич, который подробно ознакомился с работой первого и ходом строительства второго энергоблоков. Пусковой период со всеми его многочисленными техническими проблемами и ошибками, держал в постоянном напряжении сменный и ремонтный персонал цехов, требовал от него готовности к решительным и правильным действиям в случае непредвиденных и аварийных ситуаций. В сквозных сменах происходило не только увеличение, но и сплочение коллективов, укреплялись знания работников, повышалось мастерство персонала. В моей смене установилась дружеская, деловая атмосфера взаимопонимания, постепенно отношения между всеми ИТР смены и рабочим персоналом стали ответственными и доверительными. Сам я в трудной ситуации всегда мог полностью положиться на своего заместителя, начальников смен цехов и старших инженеров управления. Я никогда не был авторитарным руководителем, но, если обстановка требовала, мог использовать право начальника и указать на ошибки своего подчиненного, не стесняясь при этом в выражениях, но максимально стараясь не ущемлять чувства самолюбия и достоинства человека. Как я уже отмечал, мне пришлось терпеливо выстраивать диалог с Милоном Варыгиным, моим заместителем по первому энергоблоку, иногда приходилось воспитывать в жестком тоне и отдельных нерадивых работников смены. Моя супруга Светлана ещё в феврале 1974 года была переведена в цех наладки, который возглавлял Уманец Михаил Пантелеевич, лаборантом химического анализа. Это была также сменная работа, и мы с женой, как правило, работали в разных сменах. Вспоминаю один примечательный один случай. Как-то Светлане пришлось подменить заболевшую подругу и выйти в ночную смену на своё рабочее место одновременно со мной. Ночная вахта проходила в спокойной обстановке, но ближе к утру в турбинном цехе возникла нештатная ситуация – в трубном коридоре начались сильные гидроудары в паропроводах. По громкоговорящей связи, которой были охвачены все основные помещения блока, я отдал срочное распоряжения персоналу цеха о проверке всех дренажей на главных паропроводах с целью недопущения скопления конденсата в них, что, скорее всего, и являлось причиной гидроударов. Время шло, а доклада о выполнении моего поручения не поступало, к тому же гидроудары не прекращались. Я позвонил начальнику смены турбинного цеха, трубку долго никто не брал, а когда взяли и ничего толком не смогли доложить, я разразился длинной тирадой с включением в неё ненормативной лексики. Поскольку громкоговорящая связь не была выключена, мою пламенную речь услышали практически все на блоке. Коллеги моей супруги по смене не преминули съязвить ей: – Слышишь, как твой любимый муженёк общается с подчиненными. Светлана позже нередко вспоминала этот случай и всегда укоряла меня в несдержанности, а я отвечал, что это случается редко, когда уж другие методы не срабатывают.
В конце мая 1974 года я отправился на своем автомобиле в Горьковскую область – надо было отвезти дочь и сына на лето в деревню к бабушке Анне Тимофеевне. Поехал я без Светланы, которая была занята на работе. Сразу за Новгородом, на улице одного из населенных пунктов у моей «копейки» возникла небольшая проблема – на ходу едва не отвалилось правое заднее колесо. Заподозрив неладное в поведении машины на дороге, я остановился. Выйдя на улицу, я увидел, что колесо едва держится на трёх почти выкрученных болтах, а один болт уже срезан. Тормозной диск был нагрет до большой температуры, которую уже не терпела рука. Причина оказалась в том, что накануне отъезда я регулировал тормоза и слишком затянул трос ручного тормоза. При движении из-за слишком малого зазора между колодками и тормозным диском, последний начал постепенно разогреваться, что и привело к самопроизвольному откручиванию болтов крепления колесного диска. Около часа на обочине я занимался исправлением ситуации, пока мои пассажиры гуляли около машины, разглядывая окрестности. Хорошо, что это закончилось всего лишь небольшой задержкой в пути. В дальнейшем я подобных промашек при ремонтах и обслуживании своего автомобиля уже не допускал. Следует сказать, что при всей надежности автомобиля ВАЗ 2101, с моим автомобилем нередко случались всякие неприятности, особенно, при дальних поездках. Мне приходилось в дороге ночью заниматься регулировкой зазора клапанов, корректировкой опережения момента зажигания, неоднократным размонтированием шин для клейки и латания проколов в камерах и т.п. Хорошо ещё, что конструкция машины позволяла делать подобные вещи самостоятельно без услуг придорожного автосервиса, слабо развитого в те времена в нашей стране. В конце августа у меня состоялась очередная, ставшая уже обязательной, автомобильная поездка в Горьковскую область за детьми. В октябре м-це в городе и на станции развернулась кампания по сдаче норм ГТО. Будучи не только в душе, но и на практике приверженцем физкультуры и спорта (всё-таки 3-й разряд по настольному теннису и 1-й юношеский по стрельбе), я успешно сдал нормы IV ступени и был награждён золотым значком ГТО. На всех этапах сооружения ЛАЭС в одном строю со строителями и монтажниками трудились эксплуатационники. Они были рядом с теми, кто налаживал уникальное оборудование, и учились у специалистов, имевших опыт работы на предприятиях ядерной энергетики. Разработанный по инициативе координационного партийного штаба сетевой график положил в основу технологии строительства станции метод совмещенных работ. В одних и тех же помещениях, соблюдая все правила техники безопасности, порой одновременно трудились и строители, и монтажники и эксплуатационники. Будущий оперативный персонал станции ещё в процессе монтажа и наладки оборудования постигал секреты его обслуживания, управления сложной и зачастую впервые используемой техникой. Именно поэтому на освоение оборудования, достижение проектной мощности не пришлось тратить много времени. Всего 10 месяцев потребовалось эксплуатационникам для вывода на номинальную мощность первого энергоблока-миллионника. Это на 60 дней меньше нормативного срока достижения проектной мощности головными блоками ТЭС, способными производить втрое меньше электроэнергии, чем их ленинградский атомный собрат. 1 ноября 1974 года первый энергоблок ЛАЭС имени В.И. Ленина был выведен на проектный уровень мощности – 1 млн киловатт. Энергетики Соснового Бора с гордостью рапортовали Родине – первый ядерный энергоблок-миллионник в строю!
В этот памятный день в Сосновом Бору состоялся большой митинг строителей, монтажников и эксплуатационников ЛАЭС имени В.И. Ленина. С большой речью на митинге выступил член Политбюро ЦК партии, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Васильевич Романов. В ноябре 1974 года по итогам отчетно-выборного партийного собрания меня ввели в состав партийного комитета ЛАЭС, а на первом заседании парткома избрали заместителем секретаря парткома по идеологической работе. Это предполагало дополнительную общественную нагрузку на меня как руководителя большого коллектива сквозной смены, но имея определенный опыт подобной работы в Красноярске-26, я согласился. За сравнительно короткое время мне удалось установить хороший деловой контакт с секретарями первичных цеховых парторганизаций, вместе с ними упорядочить систему партийного просвещения на станции, приступить к обновлению состояния наглядной агитации в помещениях и на объектах станции, этого непременного атрибута деятельности всех партийных организаций. А для нашего предприятия, которое стало флагманом нового направления атомной энергетики в стране и пользовалось огромным вниманием со стороны специалистов отрасли и руководства страны, а также зарубежных гостей, это было тем более важным. Должен отметить, что руководство станции с пониманием относилось к работе и нуждам партийного комитета, оказывало необходимое содействие и помощь. В конце года в актовом зале станции состоялось собрание партийно-хозяйственного актива строителей и эксплуатационников ЛАЭС по обсуждению ближайших задач по пуску и освоению мощности второго энергоблока. С докладом выступал заместитель Министра Семенов Н.А. Одним из выступающих в прениях от лица сменного персонала партком и дирекция назначили меня. Своё выступление на 10 минут я подготовил заранее и, усевшись в середине зала, спокойно прослушал доклад замминистра и первые выступления в прениях. Но вот председательствующий, предоставив слово очередному оратору, объявил: «Следующим выступает Бабанин В.М.» И тут со мной произошло нечто неожиданное. У меня вдруг наступил настоящий «мандраж» – в горле всё пересохло, кровь прихлынула к лицу, в голове зашумело, ноги стали ватными. Такого «животного» испуга от предстоящего выхода на трибуну я ещё не испытывал. Я стал лихорадочно соображать, что же мне делать. Кое-как шевеля языком, я начал что-то тихо говорить своему соседу, который странно смотрел на меня, не понимая, что со мной. Я делал попытки пошутить над своим состоянием, чтобы как-то отогнать мысли о предстоящем выступлении. Не помню, как это у меня получилось, но к концу выступления предыдущего оратора я слегка ослабил напряжение в ногах. – Слово предоставляется начальнику смены станции Бабанину Валерию Михайловичу, – объявил председатель собрания. Я вдохнул полной грудью воздух, сжал в руке текст выступления, который знал почти наизусть, и на негнущихся ногах медленно побрел к трибуне. Зайдя на сцену, взглянул в зал и не увидел лиц. Передо мной сидела расплывчатая безликая масса, лишь в первых рядах удалось кого-то разглядеть. «Собрав в кулак» всю силу воли, я медленно развернул текст выступления и с большим трудом произнёс охрипшим голосом: – Уважаемые товарищи! Сегодня перед оперативным персоналом, как и всем коллективом станции, стоят большие и ответственные задачи. После этой фразы я сделал паузу, отхлебнул глоток воды из стоящего на трибуне стакана и вдруг почувствовал, что внутри у меня отлегло. «Слава Богу!» – пронеслось у меня в голове. Уже нормальным голосом, почти не заглядывая в текст, я продолжил своё выступление. Оно было деловым и нестандартным (сказывался прежний опыт составления выступлений на партсобрании) и даже вызвало определенный интерес у некоторых участников собрания. Боковым зрением я увидел одобрительные взгляды из президиума, а в зале послышались редкие аплодисменты. Уже нормальной походкой я вернулся в зал и сел на свое место, но ещё какое-то время я периодически вздрагивал, постепенно отходя от только что пережитого. Конечно, и в дальнейшем, когда у меня уже появилась уверенность в своих силах, и мне часто приходилось выступать в различных аудиториях, я всегда чувствовал волнение и ответственность перед людьми, но, к счастью, подобной стрессовой ситуации больше не случалось. 28 февраля 1975 года за успешный вклад в эксплуатацию и освоение проектной мощности первого энергоблока 147 сосновоборцев – участников сооружения флагмана советской ядерной энергетики – были награждены орденами и медалями СССР. Звание Героя Социалистического Труда было присвоено старшему оператору реакторного цеха ЛАЭС Витину Олегу Игоревичу и начальнику СМУ-1 Семыкину Ивану Ивановичу. В марте коллектив Ленинградской АЭС имени В.И. Ленина был признан победителем Всесоюзного социалистического соревнования за успешное выполнение заданий по важнейшим научно-техническим проблемам народно-хозяйственного плана 1974 года с вручением Диплома ВЦСПС и Государственного Комитета Совета Министров СССР по науке и технике.
Тем временем на станции полным ходом продолжались строительно-монтажные работы. В апреле была начата разработка котлована под главное здание второй очереди ЛАЭС имени В.И. Ленина. 6 мая 1975 г. был осуществлен физический пуск второго реактора РБМК, что знаменовало собой новый этап в сооружении станции. А уже через два месяца, 11 июля 1975 года, второй энергоблок был поставлен под промышленную нагрузку для комплексного опробования с турбогенератором №3. Началось выполнение мероприятий программы энергопуска нового энергоблока Ленинградской АЭС имени В.И. Ленина. С этого момента в сферу деятельности НСС полностью вошли оборудование и системы двух энергоблоков. Почти всё основное рабочее время я теперь проводил на БЩУ-2, доверив управление первым блоком своему заместителю, ЗНСС-1 Варыгину М.Н. Позже, когда у нас появятся заместители по второму блоку (ЗНСС-2), начальнику смены станции будет выделена отдельная комната со связью, которой мы могли воспользоваться, если позволяла ситуация на станции. В мае месяце я в свой длинный выходной на поезде отвёз дочь и сына в деревню к бабушке и на следующий день вернулся в Сосновый Бор. Времени на отдых не было из-за напряженной работы на станции. Тем не менее, в июне, также воспользовавшись выходными, мне удалось дважды вырваться на своей машине за пределы города. В начале месяца мы с женой съездили в г. Всеволожск Ленинградской области, где побывали в гостях у родственников её отца Белова Ф.Л. А в последних числах июня мы с Варыгиными (Милоном и Любавой) на двух машинах прокатились за Великий Новгород, где поужинали в уже знакомом нам придорожном кафе «Любава». Кафе по-прежнему находилось в хорошем состоянии, а блюда там радовали своей свежестью и вкусом. К сожалению, в последующие годы, как это нередко бывает, понравившееся нам заведение общепита потеряет свою оригинальность и привлекательность. Уже по традиции в конце августа мы со Светланой на машине поехали в Ягубовку за детьми. У нас была возможность короткого отдыха в деревне, поэтому я уделил немного времени рыбалке на любимой реке Пьяне. Кроме этого было несколько выездов за грибами в окрестные перелески. Особенно повезло нам с маслятами, которых мы собрали полный багажник «Жигулей». Отдохнув и набравшись сил в общении с природой, я снова сел за руль и отправился в обратный путь вместе со всей семьей. До Соснового Бора добрались на этот раз без каких-либо приключений. ЧП на первом реакторе. Второй энергоблок в строю На станции полным ходом продолжались работы. В августе строители начали бетонирование фундамента под главное здание второй очереди ЛАЭС, где будут установлены ещё два энергоблока с реакторами РБМК-1000. Осенью 1975 года к нам на станцию прибыла группа эксплуатационников со строящейся Чернобыльской АЭС Минэнерго СССР. Ко мне в смену для стажировки прикрепили Штейнберга Николая Александровича. В 1971 году он закончил МЭИ по специальности «Атомные электростанции» и был принят на ЧАЭС старшим инженером по управлению энергоблоком. Молодой стажер показал себя грамотным специалистом, любознательным и вдумчивым инженером. Около месяца он плодотворно работал вместе с нашей сменой, постигая тонкости эксплуатации энергоблока с РБМК-1000. Ведь именно эти реакторы сооружались на Чернобыльской АЭС, первый из которых ожидался вводом в действие через два года. Пройдет много времени, я забуду о своем стажере, но судьба сведет нас при совершенно других обстоятельствах и Николай Штейнберг напомнит мне о том славном и полном напряжения времени, когда шло освоение мощности первого атомного энергоблока-миллионника в Сосновом Бору. 1 ноября 1975 года на нашей атомной электростанции произошло очередное важное событие – была произведена первая перегрузка топливной кассеты с помощью разгрузочно-загрузочной машины (РЗМ) на работающем реакторе первого энергоблока. С этого момента осуществляется непрерывная перегрузка топлива на реакторах ЛАЭС без снижения их мощности. А в конце месяца, в воскресенье 30 ноября 1975 года, на реакторе первого энергоблока ЛАЭС случилось чрезвычайное происшествие – серьезный ядерный инцидент, соответствующий «3-ему уровню» по международной шкале ядерных событий (INES). При попытке вывести на мощность сваливающийся в «йодную яму» реактор был сожжен технологический канал с выбросом активности в окружающую среду. Как было установлено позднее, причиной аварии, помимо ошибок персонала, явились и физические аспекты активной зоны реактора. К этому моменту для компенсации выгорания из реактора уже были извлечены почти все дополнительные поглотители, что привело к значительному увеличению парового коэффициента реактивности. Рост положительного парового коэффициента реактивности вызвал неустойчивость полей энерговыделения, а система автоматического регулирования не справилась с возникшей неравномерностью радиального распределения энерговыделения. В результате обезвоживания технологического канала и последовавшего кризиса теплообмена разрушилась тепловыделяющая сборка с ядерным топливом. Произошел т.н. «локальный козёл». Продукты деления урана (цезий 134, 137, селен 144, стронций 90 и т.д.), трансурановые элементы (плутоний 238, 239, америций 241 и др.) из разрушенной сборки вышли в графитовую кладку реактора, откуда через газовый контур начали поступать за пределы реакторной установки. Аварийный выброс радиоактивности в атмосферу продолжался в течение месяца. По разным оценкам в окружающую среду попало от 137 тысяч до 1,5 млн Кюри радиоактивных веществ. Непосредственно после аварии в городе Сосновый Бор был отмечен высокий радиационный фон. Повышение радиационного фона было зарегистрировано даже в Финляндии. Жители Соснового Бора и прилегающих территорий не были оповещены об опасности. Это, по моему мнению, было следствием секретности в оборонных отраслях промышленности и характерным проявлением существовавшей тогда в Советском Союзе практики умолчания любых серьезных негативных явлений и событий в стране. Кстати, эту аварию, высветившую конструктивные недостатки реактора РБМК, многие специалисты позже посчитают предтечей катастрофы на Чернобыльской АЭС. Через некоторое время разрушенная тепловыделяющая сборка с соответствующими мерами предосторожности была извлечена из технологического канала и помещена в бассейн выдержки в центральном зале. С помощью крана, по разрешению главного инженера, иногда ТВС на время приподнимали над уровнем пола ЦЗ, и через систему зеркал, находясь за временно установленными блоками защиты от излучения, можно было визуально наблюдать и изучать поврежденный участок топливной кассеты. Во время своего дежурства и я сходил посмотреть на «виновницу аварии» – зрелище развороченных трубок с таблетками топлива впечатляло. И хотя вслух об этом не говорилось, но специалисты понимали, что в данной ситуации мы ещё «легко отделались». Начиная со следующего года после этой аварии на блоке 1 Ленинградской АЭС, специальным решением H.A. Семенова и А.П. Александрова на всех реакторах такого типа было введено локальное регулирование мощности, т.е. была создана система локальных автоматических регуляторов. Проводились и другие серьезные мероприятия, направленные на повышение устойчивости и безопасности работы реакторов РБМК. 19 декабря 1975 года Ленинградская АЭС имени В.И. Ленина достигла очередного рубежа – было выработано 10 млрд киловатт-часов электроэнергии. А вскоре, 8 января 1976 года, был выведен на проектный уровень мощности 1 млн кВт второй энергоблок. Обязательство, взятое ленинградцами в честь XXV съезда КПСС, было успешно и досрочно выполнено. Вступила в строй крупнейшая в Европе атомная электростанция мощностью 2 млн киловатт. Постановлением Министерства и ЦК профсоюза я, как и другие энергетики ЛАЭС, был награжден знаком «Победитель социалистического соревнования 1975 года». Дела житейские А тем временем в Сосновом Бору продолжалась кампания по коллективному строительству личных гаражей, начатая ещё летом 1975 года. Первой стройкой стало сооружение лодочных боксов в устье реки Коваш, откуда предполагалось выходить на лодках в Финский залив. Вначале я тоже вступил в команду застройщиков, но через некоторое время от этой затеи отказался, так как не был уверен в том, что стану обладателем какого-либо маломерного судна. Правда, позже, когда владельцы одноэтажных лодочных гаражей стали надстраивать над ними вторые этажи с жилой комнатой, превращая их, по сути, в уютные дачные домики, я засомневался в правильности своего отказа. Но мои сомнения закончились, когда на ЛАЭС сформировался коллектив гаражного кооператива, и мы приступили к строительству капитальных кирпичных автомобильных гаражей также на песчаном берегу реки Коваш, но уже за городской чертой в сторону промзоны. Руководство станции в лице заместителя директора по хозяйственной части Цветкова Павла Николаевича оказывало большую помощь этой стройке техникой и материалами. Бульдозером был удален грунт по всей длине строящегося комплекса гаражей с таким расчетом, чтобы получились полноценные подземные нижние этажи размером 3х6 м и высотой 2 м в каждом из боксов. С перспективой подключения в боксах заложили трубы с радиаторами отопления. Мы, владельцы будущих гаражей, с большим энтузиазмом, не меньшим чем на самой станции, трудились на этой стройке. Я, к примеру, несколько дней «работал электросварщиком» на монтаже арматуры перекрытия гаражных боксов. При этом из-за неумения правильно пользоваться защитным щитком я имел неприятности со зрением, характерные для многих неопытных сварщиков. Гаражи у нас получились отличными, двухэтажными. Позднее я самостоятельно в нижнем этаже выстроил из кирпича и утеплил погреб, вход в который в полный рост осуществлялся из смотровой ямы. В этом погребе мы хранили консервированные запасы продуктов на зиму, кроме того там я установил бочку с землей, где разводил червей для зимней рыбалки. На юго-западе Ленинградской области, в 25 км от Соснового Бора, находится село Копорье. На окраине села расположена старинная крепость, являющаяся памятником русского средневекового оборонительного зодчества. Крепость была заложена в 1237 году и впервые упоминается в новгородских летописях. На своем веку крепость неоднократно перестраивалась и по нескольку раз то переходила в руки шведов, то возвращалась обратно к России. В XVI в. Копорье сыграло важную военную роль в борьбе России за выход к Балтике. В 1763 году Копорская крепость была исключена из списка оборонительных сооружений России. Современное состояние крепости далеко от идеального, реставрационные работы почти не велись. Всякий раз, когда на автомобиле мы ехали в сторону Кингисеппа и далее в прибалтийские республики, эта старая крепость приветствовала нас своими полуразрушенными башнями. Для знакомства с ней достаточно было одного посещения, при этом требовалось соблюдать меры предосторожности из-за ветхости мостков и переходов. С начала 80-х годов с помощью добровольцев в крепости начали проводить небольшие реставрационные работы, но время реального восстановления этого памятника истории ещё не наступило.
Весной же основной задачей было проведение культурно-технической мелиорации, а проще говоря, массовой уборки камней на полях. Конечно, земли здесь были очень далеки от черноземных. Но самым удивительным было то, что после очистки поля от камней на следующий год земля выдавливала на поверхность новые порции камней, и работу приходилось повторять заново. Нашей смене, как и другим трудовым коллективам, пришлось неоднократно бывать в совхозе и оказывать помощь селянам в их нелегком труде. В конце июля во время очередного отпуска мы с женой на своем автомобиле отправились в довольно продолжительную поездку, основной целью которой было посещение родственников Светланы, проживавших на Украине и в Ростовской области. Первая часть нашего пути пролегала по маршруту Ленинград – Москва – Белгород – Харьков – Славянск – Горловка – Енакиево. Здесь в небольшом шахтерском городке Енакиево, расположенном в 50 км от Донецка, проживал старший брат Светланы Станислав Белов, работавший в последнее время на одной из угольных шахт ГП «Орджоникидзеуголь» главным инженером. До Енакиево мы добрались без особых приключений и были тепло встречены донецкими родственниками. Со Станиславом я познакомился ещё раньше, во время его приезда в Ягубовку, теперь мы могли пообщаться с его супругой, миловидной черноглазой Раисой и их детьми – Наташей и Валерием. В Енакиево мы пробыли пару дней, один раз я даже сходил с моим шурином порыбачить на ближайший ставок (так у них на Донетчине именовались небольшие искусственные водоёмы). Особых успехов мы не имели, но всё же удалось поймать с десяток маленьких и средних карасей. – Ничего, все большие уловы у нас ещё впереди, – успокаивал меня Станислав, намекая на нашу дальнейшую поездку к сестре Римме Скрипниковой в Ростовскую область.
Полюбовавшись Донецком, мы двинулись в дальнюю дорогу. Наш маршрут пролегал через Дебальцево и Луганск на героические города Молодогвардейск и Краснодон, а далее через границу Украинской ССР мы вышли на реку Северский Донец, которую пересекли в районе Каменск-Шахтинского. Теперь наш путь лежал на север в Миллерово, после которого мы свернули на прекрасную асфальтовую трассу. Оказалось, что она ведет в станицу Вешенская, родную вотчину нашего прославленного писателя Михаила Александровича Шолохова. К нашему большому сожалению по этому шикарному шоссе нам пришлось проехать не более десятка километров, после чего мы повернули на юг, и дорога снова превратилась в обычное грунтовое шоссе. Дело шло к вечеру, мы добрались до станицы Советская и по отвратительной пыльной дороге двинулись в сторону хутора Рябухин, где и проживала Римма Федоровна. Почти сразу, уже в наступающей темноте, нас поджидал экстремальный переезд через наполовину пересохшую речушку по совершенно разбитому деревянному мосту. Первым пошел на мост «Москвич» Станислава, осторожно перемещаясь фактически по двум бревнам, являвшимся основанием настила моста. За ним эту акробатическую операцию выполнил я на своем ВАЗ-2101. Нам помогло то, что было абсолютно сухо и колёса не соскользнули с брёвен. Будь тогда дождливая погода, пришлось бы отказаться от переправы по этому мосту и делать достаточно большой крюк в несколько километров. Почти в темноте мы прибыли в Рябухин, где нас радостно встретили Римма Фёдоровна и Иван Николаевич Скрипниковы. Впереди у нас была целая неделя отдыха. Римма Фёдоровна была директором сельской школы, а её муж, Иван Николаевич работал киномехаником на все ближайшие хутора и по этой причине был уважаемым в районе человеком. Следует сказать, что июль в этом году выдался очень жарким, а в этом южном краю палящее солнце превратило всё вокруг в пыльную выжженную степь. Наши глаза тщетно пытались разглядеть что-либо зеленое в окрестности. И только по берегам Чира можно было увидеть зелень травы и кустарников. Петлявший невдалеке от хутора Чир оказался небольшой, слегка обмелевшей от сухого и жаркого лета рекой, которая медленно несла по степному руслу свои мутные и желтоватые воды. Иван Николаевич взял у соседей 30-метровую одностенную сеть с крупной ячеей. Несколько раз мы со Станиславом отправлялись на реку, устанавливали сеть поперек Чира и, лежа на берегу, загорали на солнышке и наблюдали, как сеть наполняется рыбой. Вначале все поплавки на верхнем подборе сети были неподвижны, но постепенно они начинали вздрагивать и подтапливаться. Когда все поплавки полностью скрывались под водой, мы вытаскивали сеть на берег. Обычно улов составлял одно-два ведра различной рыбы. Как правило, попадались: окунь, щука, плотва и язь, иногда лещ, судак и голавль. Дважды мы «проходили» один из небольших заливов бреднем – уловом были, в основном, караси и лини. Рыбой мы обеспечивали наших хозяев с запасом, так что им приходилось раздавать излишки соседям. Прекрасно проведя время в гостях у Скрипниковых, мы поблагодарили хозяев и вместе с Беловыми отправились в обратный путь теперь уже через станицу Обливская. Добравшись до границы Украины, в Каменск-Шахтинском распрощались со Станиславом и Раей. Они продолжили свой путь на Луганск и далее к себе в Енакиево, а мы повернули на север и пошли через Миллерово на Воронеж. С короткими остановками и ночевкой мы добрались до Москвы, заехали на несколько часов в Монино и затем отправились в Горьковскую область, где в деревне у бабушки Анны нас ожидали дети. Через день наш путь продолжился в Ленинград и родной Сосновый Бор. Не вдаваясь в детали, оцениваю с точки зрения водителя это большое автопутешествие с общим пробегом около 6 тыс. км как спокойное и весьма познавательное.
Возвратившись из отпуска, мы с супругой уже через несколько дней снова вышли в свои смены. На электростанции в нормальном режиме трудились первый и второй энергоблоки, а на площадке второй очереди ЛАЭС полным ходом продолжались строительные работы. Я быстро втянулся в привычный производственный ритм. Коллектив моей сквозной смены уже стабилизировал свой состав и работал как слаженный механизм – ЗНСС, старшие инженеры управления на обоих БЩУ, начальники смен и рабочий персонал цехов чётко представляли свои обязанности и действовали даже в нестандартных ситуациях грамотно и оперативно. Утренние и дневные вахты у нас, как правило, были достаточно напряженными. Кроме обычного наблюдения за работой действующего оборудования и технологических систем энергоблоков, персоналу смены приходилось уделять много времени операциям по допуску дневного персонала к ремонтным и наладочным работам, контролю над этими работами и последующему вводу оборудования в строй. Некоторые наиболее ответственные подобные операции требовали личного участия НСС. Это касалось как осмотра места работы, так и соответствующих подтверждений в оперативном журнале начальника смены станции. В частности, во время планово-предупредительного и капитального ремонтов (ППР и КПР) одной из таких операций являлась приёмка выполненных работ в помещениях групповых коллекторов реактора.
Во время большого ремонта слесари-реакторщики обычно производили частичную «расштоковку» ЗРК с приводами в стесненной зоне помещения над групповыми коллекторами, а по окончании профилактических работ восстанавливали нарушенные соединения. Эти операции были настолько ответственными, что одного заключения мастера о завершении работ было недостаточно. Начальнику смены станции вменялось в обязанности после окончания ремонтных работ личной проверкой убедиться в отсутствии разъединений ЗРК с приводами с соответствующей записью в оперативном журнале. Мне несколько раз приходилось выполнять эту достаточно несложную, но не особенно приятную процедуру. Перемещаясь по узкому настилу над групповыми коллекторами и с трудом протискиваясь между свисающими сверху длинными приводными штангами клапанов, я руками простукивал каждый шток и проверял прочность его стыковки с шарниром Гука на клапане. Если учесть, что надо было в тесном помещении пройти вдоль 44 рядов групповых коллекторов и проверить все 1693 соединения при температуре до 60-70 градусов тепла, то к концу проверки под моим плотным лавсановым комбинезоном ощущения были как после хорошей парной. 28 сентября 1976 года Постановлением Главного комитета ВДНХ СССР «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР» и участие в выставке в 1976 году 20 человек из коллектива Ленинградской атомной электростанции были награждены медалями ВДНХ: 2 – золотыми, 4 – серебряными, 16 – бронзовыми. Я получил бронзовую медаль ВДНХ, а мой друг и коллега Борис Орешкин – серебряную.
Новый 1977 год начался с очередного важного события – 17 января была произведена первая перегрузка топлива с помощью разгрузочно-загрузочной машины на работающем реакторе второго энергоблока. Когда выдавалась спокойная ночная смена, я, убедившись, что на БЩУ-1 и БЩУ-2 нормальная рабочая обстановка, отправлялся в длительные обходы по рабочим местам в цеха. Поднявшись на отметку +19 в центральный зал реактора, наблюдал за чёткими и слаженными действиями операторов, особенно если проводилась работа с разгрузочно-загрузочной машиной на «пятаке». Заглядывал в оперативный журнал старшего оператора ЦЗ, интересовался их заданиями на смену, дружески беседовал с работниками своей смены, большинство из которых мне давно были знакомы. Бывая в ЦЗ, я обязательно подходил к бассейну выдержки (БВ) отработавших кассет и сквозь щели защитного настила любовался завораживающим голубовато-фиолетовым свечением в глубинах бассейна, вызванным эффектом Вавилова-Черенкова. Спустившись затем в машинный зал, я не спеша обходил все рабочие места машинистов и помощников машинистов турбин. Мне нравилось слушать ровный убаюкивающий гул роторов турбогенераторов, скрывавших каждый в своем корпусе огромную мощь в полмиллиона киловатт. Присутствие НСС в машзале, безусловно, положительно влияло на персонал, добавляло ему бодрости в эти ночные часы и уверенности в своих силах. Не упускал я случая посетить сменных электриков и КИПовцев, заходил в их помещения, интересовался ходом дел. После продолжительного хождения по лестницам и отметкам, осмотра помещений и бесед с персоналом я, взбодренный этим обходом, возвращался либо на один из БЩУ, либо к себе в рабочую комнату. Ночная вахта смены продолжалась в нормальном режиме.
Кстати, позже со стороны нашего «бдительного» первого отдела Пасичному А.И. были высказаны серьезные претензии за то, что он предварительно не согласовал с ними посещение посторонним лицом «режимного объекта». Как говорится, у каждого своя работа и свои заботы! В конце июня меня временно перевели в дневную смену, и я стал больше времени уделять общественной работе. Воспользовавшись этой ситуацией замдиректора Цветков П.Н., курировавший работу закрепленного за станцией общественного пункта охраны порядка (ОПОП), включил меня в список участников отраслевого семинара по обмену опытом работы. Я отправился в служебную командировку на несколько дней в г. Обнинск, где и должен был проходить семинар. Вместе со мной туда поехали представители от Северного управления строительства и НИТИ. Семинар, на который съехалось более 70 представителей предприятий и организаций отрасли, проходил на базе Центрального института повышения квалификации Минсредмаша. Проживали мы в общежитии ЦИПК, здесь же в аудиториях института мы в течение двух дней слушали лекции по методике организации работы ОПОП на местах и выступления участников по обмену опытом. Кроме того, нас познакомили с работой ОПОП Физико-энергетического института (ФЭИ). На третий день всех участников семинара повезли на трёх автобусах в Москву. Прежде всего, запомнилась сама поездка. Так меня ещё никогда не возили. Автобусы мчались по Киевскому шоссе в сопровождении двух машин ГАИ с включенными мигалками. Перед светофорами не тормозили, только гаишники включали сирены. Автобусы пронеслись под эстакадой МКАД и по Ленинскому проспекту, не снижая скорости, вышли на Кремлевскую набережную, где сделали остановку на Васильевском спуске рядом со Спасской башней Кремля. Разминая слегка затекшие ноги, гости из Обнинска прогулялись по Красной площади. Организаторы семинара сообщили, что, к сожалению, посещение мавзолея В.И. Ленина не состоится в связи с закрытием его на профилактику. Нам сделали несколько групповых фотографий на фоне мавзолея и собора Василия Блаженного. Желающие фотографировались самостоятельно.
После краткой экскурсии по Красной площади нас посадили в автобусы и повезли в Краснопресненский район Москвы, где в районе метро «Улица 1905 года» мы посетили один из образцовых ОПОП, закрепленный за крупным московским предприятием. Нам понравилось и оформление помещений пункта, и организация в нем работы с населением, и практика взаимодействия общественников с милицией. Сразу было видно, что в Москве этим вопросам уделяется серьезное внимание. Назад в Обнинск мы ехали уже не так быстро, но по-прежнему в сопровождении машин ГАИ. На следующий день работа семинара завершилась, и его участники, обогащенные новыми знаниями и передовым опытом, полные впечатлений от всего увиденного и услышанного отправились по минсредмашевским «городам и весям» внедрять полученный багаж на практике. Некоторые идеи и методики общественной работы, полученные на семинаре, удалось впоследствии применить и у нас в Сосновом Бору. Вскоре секретарь парткома Пасичный А.И. ушел в отпуск, и его партийные обязанности частично легли на меня. В июле в Ленинграде проходили традиционные «Дни казахской литературы», и в один из дней литераторы Казахстана приехали в Сосновый Бор. Делегацию из братской республики возглавлял заведующий отделом культуры ЦК КПК М.И. Исиналиев. В составе делегации было 12 поэтов, прозаиков и драматургов и среди них известные казахские поэты Олжас Сулейменов и Туманбай Мулдагалиев. Делегацию сопровождали первый секретарь Ленинградской областной писательской организации СП РСФСР поэт Анатолий Николаевич Чепуров и второй секретарь Ломоносовского РК КПСС Николай Петрович Московкин.
Гостям из Казахстана показали наш прекрасный город и привезли на ЛАЭС, где им устроили экскурсию по действующему первому энергоблоку. Затем в актовом зале станции была организована встреча казахских литераторов с коллективом энергетиков. Мне было поручено вести это торжественное собрание. В своем вступительном слове я приветствовал наших гостей на сосновоборской земле. Говоря о строительстве ЛАЭС имени В.И. Ленина, я специально подчеркнул, что в сооружении флагмана отечественной атомной энергетики участвовала вся страна. Сюда приехали опытные кадры строителей, монтажников и эксплуатационников из многих республик и городов, в том числе из казахстанского города Шевченко. В проекте станции были использованы научные разработки ряда институтов и научных учреждений Казахстана, а на энергоблоках установлено оборудование, изготовленное промышленными предприятиями Усть-Каменогорска. Встреча с коллективом прошла в теплой и доброжелательной обстановке, были яркие и интересные выступления гостей и хозяев, ответы на вопросы, непринужденное общение литераторов с энергетиками. От имени делегации писателей О. Сулейменов, Т. Мундагалиев и А. Чепуров оставили благодарственную запись в Книге почетных посетителей. Вечером мы тепло проводили наших гостей обратно в Ленинград. Время принятия серьезных решений Мне уже приходилось говорить о моем отношении к такой пагубной привычке, как табакокурение. Устойчиво курить я начал в пятом классе мужской средней школы в городе Петропавловске в Северном Казахстане. Затем в Томском политехническом институте, в Красноярске-26 и здесь в Сосновом Бору я предпринимал несколько попыток расстаться с курением. К сожалению, все они оканчивались неудачей. В последние годы я курил практически только на работе, причем на 6-часовую смену мне обычно не хватало целой пачки сигарет. Как только приходил мой сменщик и друг Борис Орешкин, первым моим обращением к нему была просьба угостить меня сигаретой. Анализируя причины своих неудач, я пришел к выводу, что мне, как курильщику, для расставания с этим злом необходимы, как минимум, три условия: осознание наносимого вреда моему здоровью, максимальная концентрация силы воли и выбор подходящего момента для принятия решения. Первое условие было налицо, со вторым пришлось поднапрячься, а подходящий момент нашелся сам – 6 августа 1977 года отмечалась очередная годовщина американской атомной бомбардировки японского города Хиросимы. Ну, чем не повод для расставания с курением? Сказано – сделано! Теперь самое главное это удержаться, когда пройдут первые полторы недели эйфории и прекрасного самочувствия и появится огромное желание снова «затянуться» сигареткой. Первым испытанием моей силы воли стала поездка на двух машинах в Таллин вместе с Борисом и Ниной Орешкиными. Здесь на минсредмашевском заводе «Двигатель» работала сестра Бориса Михайловича, которая была замужем за эстонцем. Мы погостили в Эстонии два дня – заночевали у сестры Орешкина, побывали дома у родителей её мужа. Беседы с обоими эстонцами были весьма интересны, однако при всей их вежливости подспудно ощущалась некая напряженность и недоверие с их стороны к русским. Вечером я и Борис со своими женами посетили таллиннское варьете «Виру». По тем временам, подобное заведение можно было расценить как прямое подражание западной культуре и определенный вызов партийным идеологическим установкам, внедряемым в нашей стране. На сцене варьете под шикарную музыку выступал ансамбль красивых и стройных девушек в весьма откровенных нарядах, кругом царила атмосфера непринужденного веселья, столики посетителей были заставлены закусками и крепкими напитками. Но самым страшным для меня было то, что вокруг все курили, даже наши жены после очередного тоста манерно затягивались красивыми дамскими сигаретами. Сцена варьете была наполовину скрыта от нас пеленой сизого дыма. Создалось впечатление, что в этом зале я оказался один некурящий. Мои соседи по столику подсмеивались надо мной, но я выдержал этот первый строгий экзамен. Во второй половине августа мы с женой отправились на неделю в Горьковскую область, надо было забрать детей из деревни домой. До этой поездки я не представлял себе, как можно быть по 10 часов за рулем и ни разу не закурить. Это испытание было похлеще прокуренного таллиннского варьете, но, собрав все свои силы в кулак, я его с честью выдержал. В дальнейшем, пройдя два таких суровых испытания, я уже довольно легко отражал все попытки снова втянуть меня в ряды курильщиков. Отдохнув в деревне несколько дней, мы решили перед отъездом домой навестить пушкинские места в Большом Болдино, которое находилось совсем недалеко от Ягубовки – около 150 км. Рано утром выехали через Борнуково в Гагино и через два с половиной часа остановились, немного не доехав до цели нашего путешествия. Наше внимание привлек небольшой лес около дороги, из которого выходили грибники с полными корзинами. Мы вышли из машины и прошли к лесу через чудную полянку, поросшую невысокой травой. Ещё на подходе к лесочку я обратил внимание на выступающие из травы широкие шляпки грибов, а войдя в лес, был просто ошарашен. Вокруг росло большое количество перезревших белых грибов. Сбивая ногой поочередно то один, то другой гриб, я так и не смог найти ни одного более или менее приличного, не тронутого грибной мухой. Я спросил у проходившего мимо грибника, почему никто не брал эти белые грибы, когда они только появились. – Мы их не берем, они бесполезные, – ответил мужичок и показал мне свою корзину полную великолепных белых груздей, рыжиков и волнушек. Я понял, что местное население отдает предпочтение этим грибам, используемым, прежде всего, для засолки. Это было удивительно слушать людям, для которых находка крепкого молодого боровичка всегда являлась большим приятным событием. Подивившись местным обычаям грибников, мы продолжили свой путь и вскоре прибыли в старинное село Большое Болдино.
Мы самостоятельно провели экскурсию по мемориальным местам усадьбы, погуляли по заповедному парку (даже попробовали вкусных яблок в саду), посетили картинную галерею, где были представлены работы известных художников. Это было первое наше знакомство с пушкинскими местами, и мы резонно полагали, что оно будет не последним – в наших планах было посещение усадьбы в селе Михайловское Псковской области. Вечером мы вернулись в свою деревню, а через день, забрав Ларису и Сашу, отбыли в Сосновый Бор. Короткий отпуск закончился, пора было выходить на работу. Работа на станции и общественные дела снова втянули меня в напряженный ритм привычных трудовых будней. Но, как окажется, вскоре в моей жизни произойдут события, о которых я совсем не предполагал. В последних числах августа 1977 года мой партийный шеф Пасичный А.И., вернувшись из отпуска, неожиданно заявил, что уезжает в Монголию на стройку в Эрдэнэт. Своим преемником на пост секретаря парткома он рекомендовал Ломоносовскому РК КПСС меня. С директором станции Лукониным Н.Ф. он также этот вопрос согласовал. Моей первой реакцией на это предложение, естественно, был отказ. Я очень ответственно относился к партийной работе, но никогда не связывал с ней своё будущее, считая, что мой удел – это техника и производство, где я чувствую себя вполне уверенно. Но Альберт Иванович долго и терпеливо уговаривал меня, напирая на то, что я должен выручить его в этой ситуации, иначе его не отпустят за границу. – У тебя скоро будет отчётно-выборное партийное собрание, где ты, при желании, сможешь передать свои полномочия кому-нибудь другому, а сам вернешься в свою любимую смену, – убеждал он, пытаясь развеять мои сомнения. В конце концов, наивно поверив в то, что это будет временная ситуация, я поддался его уговорам, и на заседании парткома меня избрали секретарем партийного комитета электростанции.
Таким образом, согласившись на избрание меня освобожденным партийным работником, сам того не подозревая, я в очередной раз скорректировал свою дальнейшую судьбу и невольно открыл новую страницу в своей жизни.
Количество показов: 3926 rating: 3.66 |
Сегодня
20 Апреля 2024 года Суббота Последние записи |
Первый
энергоблок в строю 
Кстати, Светлана быстро освоилась в новом
коллективе, все вместе они часто
выезжали на природу. Однажды летом я поехал вместе с ними на озеро Копанское,
где все неплохо отдохнули. В дружеском фоторепортаже, который выпустили в цехе
наладки по следам этой поездки, была и
наша «семейная» фотография.
Генеральный
секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев 5 ноября 1974 года тепло и сердечно поздравил
создателей ядерного богатыря с большой трудовой победой – выводом на проектную
мощность первого блока ЛАЭС имени В.И. Ленина.
Дела производственные, общественные и личные 
В селе Копорье располагалась центральная
усадьба совхоза «Копорье», над которым шефствовал коллектив нашей
электростанции. Весной и осенью десанты энергетиков волнами высаживались на
полях совхоза. Осенью, как правило, это была уборка картофеля и овощных
культур, в основном турнепса. Шефы ходили по полю за картофелекопалками,
подбирали клубни и затаривали их в мешки.
Ранним июльским утром мы на двух машинах – я
со Светой на «Жигулях», а Станислав с женой на своем «Москвиче» – отправились
во второй (для меня) этап путешествия – с Украины снова в Россию. Но вначале по
предложению Станислава мы заехали в областной центр Донецк, в котором я ещё никогда
не бывал. Город нам понравился своей чистотой, множеством зелени и обилием роз.
Цветы были высажены практически на всех скверах и площадях, они создавали
атмосферу уюта и благополучия горожан, несмотря на наличие на территории города
нескольких действующих угольных шахт. И вполне заслуженно Донецк называли
«городом миллиона роз».
И снова за работу
В декабре 1976
года приказом Министра среднего машиностроения СССР директором Ленинградской
АЭС имени В.И. Ленина был назначен Луконин
Николай Федорович. Это был достойный преемник Муравьева В.П., с которым они
вместе прошли большую школу на Горно-химическом комбинате в Железногорске.
Валентин Павлович ушел на пенсию, но первые годы фактически оставался
советником нового директора электростанции.
В середине июня во время очередного моего
дежурства в воскресенье произошла довольно неожиданная и очень приятная для
нашей смены встреча. Секретарь парткома Пасичный А.И. привел на станцию
почетную гостью, тогда ещё заслуженную артистку РСФСР Эдиту Пьеху. По собственной инициативе я устроил ей большую и
нестандартную экскурсию по первому энергоблоку. Кроме уже привычного посещения
центрального зала реактора, БЩУ-1 и машинного зала в целях более полного
погружения в атмосферу атомной электростанции ей было показано несколько
производственных боксов за биологической защитой. Во время всей экскурсии
работники смены радостно приветствовали известную певицу. Эдита Станиславовна с
удовольствием общалась с ними, и сфотографировалась на память с коллективом
смены. 
Пушкинское Болдино нам показалось местом с
особой экологией и особой энергетикой. Говорят, что здесь хорошо в любое время
года. В радиусе 100 км нет ни одного промышленного предприятия, и это,
наверное, во многом позволило сохранить заповедную природу и удивительный
микроклимат.
