Железногорск. Накопление опыта
После пуска АТЭЦ наша жизнь продолжалась в обычном ритме. С вводом объекта в эксплуатацию мы начали получать премиальные, что существенно пополнило наши холостяцкие кошельки. Остались позади самые напряженные и торжественные дни пуска комплекса, начались трудовые будни. Что дал пуск ядерного реактора АДЭ-2 сразу в энергетическом режиме? Первое – позволил утилизировать тепло, которое получается в реакторе при делении ядер урана-235, для выработки электрической и тепловой энергии. Второе – исключил сброс радиоактивной воды первого контура в реку Енисей, так как тепловая схема ТЭЦ была двухконтурной.
Первый период эксплуатации комплекса АДЭ-2 – АТЭЦ был особенно сложным и ответственным: в новом деле было много проблем, которые требовали правильного оперативного инженерного, а порой и научно обоснованного проектного решения. Достаточно сказать, что за первый год эксплуатации реактора произошло более 80 кратковременных остановок его работы (в последующие годы происходило в среднем шесть-семь кратковременных остановок в год). Подавляющее большинство остановок случалось из-за срабатывания аварийной защиты (АЗ) на самом реакторе, но были и остановки по причине неполадок на оборудовании АТЭЦ. Каждая кратковременная остановка ядерного реактора приводила к полному сбросу его мощности и «сваливанию» активной зоны реактора в «йодную яму».
Самое пристальное внимание работе оборудования станции уделяли руководители горно-химического комбината. При этом они нередко действовали через голову наших непосредственных административных начальников, напрямую взаимодействуя с оперативным персоналом станции и отдавая ему конкретные указания.
Чаще всего с нами контактировал заместитель главного инженера комбината Б.М. Долишнюк, назначенный на эту должность в июле 1960 года и прибывший в Красноярск-26 из Челябинска-40. Он курировал реакторное производство, объекты водоснабжения и вентиляции, а также энергетику. Именно с ним мне больше всего приходилось общаться, в основном по телефону, в самых различных случаях. Практически любой пуск после кратковременной остановки шел под его личным контролем, особенно в первые месяцы работы. Борис Михайлович обычно разговаривал по телефону спокойно, всегда очень основательно, даже дотошно выпытывал интересовавшую его информацию, требовал четких ясных ответов на свои вопросы и совершенно не терпел никакого «шапкозакидательства». Если у меня вдруг возникали какие-то проблемы с оборудованием, и я не мог сразу внятно объяснить причины неполадок и свои действия по их устранению, он не «гнал волну», просил меня спокойно и быстрее разобраться в ситуации, после чего доложить ему. Такой подход мне очень импонировал, поскольку я совершенно не могу терпеть, «когда мне дышат в спину», говоря словами Владимира Высоцкого. Однажды, заступив в понедельник на утреннюю смену, я приготовился к пусковым операциям, так как после 9 часов утра ожидался вывод реактора из очередной «йодной ямы». Приняв рапорта персонала, я, в свою очередь, доложил о готовности оборудования станции к пуску своим оперативным начальникам Олегу Карпову и Альберту Бадьину. В 9-00 на ЦТЩ позвонил Долишнюк Б.М., и я доложил ему о состоянии оборудования и готовности к пуску. «Хорошо, – сказал Борис Михайлович и продолжил, как бы рассуждая сам с собой, – сегодня ведь понедельник, а число какое, помнишь?» «Тринадцатое», – ответил я. «Да, пожалуй, лучше отложить подъем до завтра», – сказал зам. главного инженера и положил трубку. Через пару минут мне позвонил из «комнаты 15» (щит управления АДЭ-2) Олег Карпов и «обрадовал» – сегодня пуска не будет. Была ли это дань весьма распространенной примете или какие-то другие, неведомые мне соображения, сыграли здесь свою роль, но пускать реактор и турбины нам пришлось уже на следующий день. С этим руководителем мне еще не раз придется столкнуться в непростых ситуациях, о которых речь пойдет ниже.
Нередко он заходил в помещение щита управления и стоял в сторонке, не мешая нам и с интересом наблюдая за действиями оперативников. Лишь изредка он задавал какие-либо вопросы или прояснял непонятные ему моменты. При возникновении нестандартных ситуаций, что сразу чувствовалось по резким звукам аварийной сигнализации, он сразу настораживался и старался вникнуть в суть происходящего. Он донимал меня вопросами типа: «что случилось, расскажи мне подробнее, что будешь делать, чем я могу помочь»… Некоторые из руководителей станции в таких случаях предпочитали не задавать лишних вопросов, чтобы не создавать себе ненужных проблем. Александр Григорьевич же, наоборот всегда был готов включиться в работу и помочь чем-то, даже когда его об этом я не просил. И я воспринимал это совершенно нормально, как бы чувствуя за своей спиной поддержку старшего товарища.
Регламентом работы реактора АДЭ-2 была предусмотрена строгая координация режима подъема его мощности после кратковременных остановок с основными пусковыми операциями по всей технологической цепочке «реактор-турбогенераторы». Это требовало от оперативного персонала ТЭЦ четких и быстрых действий по запуску из состояния горячего или холодного резерва многочисленного тепломеханического оборудования. Как правило, персонал реакторного цеха старался провести вывод реактора из «йодной ямы» как можно быстрее в целях максимального сокращения его простоя и минимизации экономических потерь. При этом иногда приходилось «балансировать» на грани требований регламента.
Запомнился один из таких моментов, случившийся на первом году работы комплекса, когда еще не все наши турбоустановки были введены в эксплуатацию. Во время моего дежурства в ночной смене (с 02-00 до 08-00) персонал реакторного цеха готовился выводить реактор из очередной «йодной ямы». Мне позвонил начальник смены Олег Карпов и уточнил готовность оборудования ТЭЦ к подъему мощности. «Все нормально, – заверил я его, – готов к подъему температуры в контуре по обычной схеме». «Это хорошо, но ты на всякий случай подготовься и к более быстрому подъему», – «обрадовал» меня мой старший коллега.
Следуя инструкции, я доложил своему старшему оперативному начальнику Бадьину А.И. о готовящемся подъеме и получил от него «добро». Альберт Иванович с некоторых пор полностью передоверил мне всю тепломеханическую часть станции и старался без крайней необходимости не заходить на ЦТЩ во время пусковых операций, сосредоточившись на работе электротехнического оборудования. Отчасти это объяснялось его квалификацией инженера-электрика, не особо желавшего разбираться в тонкостях теплоэнергетики, а также простой житейской мудростью видавшего виды руководителя. Возможно, свою роль сыграл и конфликт, случившийся между нами. Однажды при ликвидации острой нестандартной ситуации он попытался неумело и некстати вмешаться в мои действия на щите управления, но получил жесткий и вполне обоснованный отпор с моей стороны.
Я отдал необходимые распоряжения начальнику смены турбинного цеха Алексею Минееву и вместе со своим помощником, операторам ЦТЩ Виктором Диденко, с головой окунулся в работу. Как ни покажется странным, мне нравилась напряженная атмосфера пусковых операций, когда не смолкая трещит коммутатор связи на столе, прыгают стрелки контрольно-измерительных приборов на панелях щита управления, перемигиваются зеленым и красным цветом лампочки ключей управления оборудованием. Время от времени резким диссонансом в монотонный звуковой фон помещения врываются звуки предупредительной и аварийной сигнализации, и мне нужно мгновенно оценить происходящее, быстро прореагировать на возникшую ситуацию, принять верное решение и отдать соответствующие указания подчиненному персоналу или самому выполнить необходимые операции. Это очень похоже на дирижирование большим оркестром, только вместо музыкантов выступает оперативный персонал на своих рабочих местах, а в качестве дирижера – я, дежурный инженер станции по тепловой части. Так было и на этот раз. Реактор медленно выползал из «йодной ямы», вот он уже вышел на МКУ, и температура в первом контуре начала стремительно повышаться. Слегка сдерживая её сбросом тепла на концевые холодильники, мы одновременно готовили к пуску две турбины. «Как дела, – поинтересовался по телефону Олег, – ты уже готов принимать пар? Мне нужно выходить на следующую ступеньку мощности». «Давай, давай, – ответил я, – обе турбины уже стоят на валоповороте, возьму первый пар на их прогрев». Очень скоро давление в барабанах-сепараторах возросло до рабочего, машинисты турбин занялись привычным делом по разогреву и выводу на холостые обороты своих турбоустановок, а я включил автоматический сброс излишков пара на технологические конденсаторы (ТК) и собрался сделать себе небольшой перекур. Но не тут-то было – температура в первом контуре и давление пара в системе, не остановившись на номинальных параметрах, продолжили медленно повышаться.
«Не понял, ты уже вышел на свою ступеньку?», - позвонил я Олегу. «Выйти-то, я вышел, но останавливаться мне сейчас на ней никак нельзя. Реактивности совсем мало, и надо идти дальше, иначе я снова «свалюсь», – ответил мне мой старший коллега. - Давай, Валера, выручай, принимай пара, сколько сможешь». Я понимал, что Олег, дабы избежать неприятностей с очередной остановкой реактора, идет на риск, выходя за рамки требований регламента. Не скажу, что его просьба доставила мне много радости. Но если я ему сейчас не помогу, то реактор все равно будет остановлен аварийной защитой. В этом случае, как говорится, мы «поменяем шило на мыло».
Потрудиться и попотеть в эту смену мне и моему персоналу пришлось на славу. Все четыре ТК работали на пределе, сжевывая большое количество пара; было введено в работу все, что могло в какой-то мере способствовать приему тепла от быстро набиравшего мощность реактора. Случись в этот момент сбой на любом, даже второстепенном оборудовании, не избежать бы нам аварийной остановки. Но, слава Богу, мне и моим ребятам хватило спокойствия и уверенности в своих силах, чтобы справиться с этой, прямо скажу, экстремальной задачей. Удача нам сопутствовала. Мы дали возможность реакторщикам вывести свой аппарат на требуемый уровень мощности без включенных в работу турбин, что, в общем-то, было серьезным отклонением от регламента. Перевели все мы дух лишь, когда оба турбогенератора один за другим были синхронизированы персоналом ЦЩУ с энергосистемой и оперативно приняли на себя необходимую нагрузку. Пронесло! Позже мы с Олегом Карповым иногда вспоминали этот случай, но повторять его нам больше, к счастью, не пришлось. Хорошо запомнились мне две экскурсии работников АТЭЦ на крупнейшие энергетические объекты края: действующую Назаровскую ГРЭС и строящуюся Красноярскую ГЭС.
Мы с интересом осмотрели главные производственные цеха станции, прослушали рассказ местного специалиста об истории и перспективах дальнейшего строительства ГРЭС, получили ответы на интересовавшие нас, как энергетиков, вопросы. Станция произвела на нас хорошее впечатление. По окончании экскурсии мы собрались на берегу Чулыма на короткий отдых перед обратной дорогой. Неожиданно раздались возгласы: «Лось, смотрите, лось плывет!» По течению реки мимо нас сносило лося с огромными ветвистыми рогами. Лось боролся с течением, пытаясь приблизится к противоположному правому берегу Чулыма. Наконец ему удалось подобраться к довольно крутому берегу и он попытался вылезти из воды. Вдоль берега, почти рядом с водой, проходил какой-тот забор с колючей проволкой высотой не менее метра, за ним было пустое поле. После нескольких неудачных попыток выбраться из воды, лось собрался с силами и, оттолкнувшись от узкой и вязкой полоски берега, в грациозном прыжке перемахнул через эту преграду и двинулся вверх по полю. Громким свистом и аплодисментами мы приветствовали эту победу красивого и мощного животного над водной стихией.
Мы прибыли на берега Енисея, когда он уже был перекрыт, воды реки были направлены через обводное русло, а в котловане будущей ГЭС полным ходом велись строительные работы. С высоты смотровой площадки нашему взору открылась обширная панорама грандиозной стройки. Кубометры бетона, тонны металлоконструкций, километры деревянной и щитовой опалубки, движущиеся краны и механизмы, десятки и сотни работающих внизу людей — всё это сливалось в единую картину грандиозного наступления на запертые в этих горах мощные силы природы, которые необходимо было разбудить и заставить служить человеку. Уезжали мы со стройки под сильным впечатлением увиденного, не догадываясь о какой-либо будущей связи этой электростанции с нашей работой на АТЭЦ.
Любовь и дружба. По горящей путевке в Крым Жизнь в молодом социалистическом городе шла своим чередом. Люди самоотверженно трудились на производстве, в свободное время отдыхали, занимались семейными делами. Моя свободная и раздольная холостяцкая жизнь потихоньку двигалась к своему закономерному финишу. Не без труда было отражено несколько попыток представительниц «слабой» половины человечества приструнить «завидного жениха». Некоторые из моих друзей уже были «окольцованы» и упорно корпели над созданием семейных гнездышек. Наступал и мой черед. Однажды летом 1964 года мой товарищ по комнате, Виктор Кулашкин, очевидно выполняя указание своей подруги Гали, начал исподволь компанию по «остепенению» холостяка. Однажды я был приглашен на день рождения к подруге Галины, где меня усадили за стол напротив миловидной кареглазой девушки, по имени Света, которую я уже несколько раз встречал в городе, но не был с ней знаком. На этом званом ужине под прекрасную песню Валерия Ободзинского «Эти глаза напротив…» во мне проснулись незнакомые доселе чувства. И когда один из гостей вздумал пригласить её на танец, мне ничего не оставалось делать, как довольно грубо отставить «нахала» в сторону. Разумеется, после этого я Свету уже никуда не отпускал.
Насыщенная яркими событиями моя трудовая жизнь в Железногорске продолжалась. Работал я со своими товарищами на пусковом объекте, как говорится, не покладая рук, и время от времени профсоюз осчастливливал нас, холостяков, «горящими» путевками куда-нибудь в теплые края. На этот раз мне повезло по-крупному. Если в мае 1963 года мне досталась всего лишь «горящая» туристическая путевка на Кавказ, то в октябре 1964-го, мне выделили путевку на южный берег Крыма, где я также до этого не бывал. На этот раз мне предстояло отдохнуть в шикарном санатории «Украина» в Мисхоре, куда летом путевки достать простым смертным было практически невозможно. В Крым я тоже попал впервые. Мне понравился шикарный санаторий «Украина» в Мисхоре, куда летом путевки достать простым смертным было практически невозможно. Погода стояла отличная, море было ласковым, несмотря на позднюю осень.
Однажды в ресторан, рядом с санаторием, куда я заглянул вечерком со знакомыми девчатами, зашли двое эстонских парней. Один из них, что был моложе, подсел за наш столик и повел себя, на мой взгляд, высокомерно по отношению ко мне и несколько развязно в части девушек. Я сделал ему замечание, на что он начал «возникать» – я, мол, гитарист эстонского ансамбля, Тынис Мяги, мы здесь на гастролях. Не знаю, действительно ли это был Мяги, но мне пришлось слегка поиграть мускулами и положить перед его носом свой крепкий сибирский кулак. После этого довольно хлипкий парнишка быстро ретировался. Здесь в санатории я первый раз поиграл в настоящий бильярд. За бильярдным столом в игре «на коньяк» я иногда встречался с солидными, «с брюшком», мужиками, отдыхавшими в люксовых номерах. Один из них вдруг исчез на три дня, а когда появился, то выяснилось, что это был Владимир Скрябин, тогдашний 1-й секретарь Ростовского обкома партии, который летал в Москву на исторический Пленум ЦК КПСС, снявший с должности генсека Никиту Хрущева. Утром 5 ноября я искупался на прощание в уже прохладных, но еще достаточно комфортных водах Черного моря, и улетел из Симферополя в Ленинград, погостить пару дней у своего брата Виктора. В Ленинграде я по сути впервые по-настоящему познакомился со своим братом Виктором, его женой Людмилой и их прелестной дочуркой Натальей. Они проживали в довольно скромной квартире на набережной Адмирала Макарова, которая размещалась в цокольном этаже большого дома и окна которой выходили практически на уровень тротуара. Но для Ленинграда с его непростой квартирной ситуацией даже такое жилье считалось благом. Нашу встречу мы отметили небольшим ужином в кафе «Север» на Невском проспекте. Здесь впервые я попробовал новое для себя блюдо с маринованными миногами, которое меня просто восхитило. Тогда я ещё не знал, что придет время, когда буду сам заниматься жареньем и маринованием миноги и вдоволь наслаждаться этой вкусной рыбой. Пробыв в гостях у родственников пару дней, я улетел авиарейсом из Пулково в Красноярск, чтобы успеть на ноябрьские праздники. В Сибири меня ждали работа, друзья и любимая девушка. Конечно, я особенно не задумывался, придется ли мне еще когда-нибудь побывать в солнечном Крыму, вернусь ли я снова в прекрасный город Ленинград, чтобы лучше с ним познакомиться. Все это было ещё впереди.
Заканчивался нелегкий «пусковой» 1964 год, который для меня и моих товарищей стал годом накопления практического производственного опыта, периодом повышения своей квалификации, временем возмужания. Были успешно запущены в работу все шесть турбоустановок, налажена работа многочисленного теплосилового и тепломеханического оборудования. Сформировались коллективы сквозных смен, которые возглавляли Ст. ДИС`ы Бадьин А.И., Гусаков П.Г., Воронин Г.К., Филиппов А.В. С ними у меня сложились нормальные деловые отношения. Из руководителей станции, начальников цехов и руководителей ремонтных служб не могу не вспомнить добрым словом: Никиташина В.И., Донского В.А., Гольдина В.Д., Кренделева А.М., Ворошилова А.А.
Прямо скажем, мне повезло и с непосредственными помощниками и коллегами. В моей смене сложился отличный коллектив – среди машинистов турбин, операторов, слесарей КИП и А, дозиметристов было немало демобилизованных моряков Тихоокеанского флота, прошедших отличную школу на атомных подводных лодках. Первое время я даже смущался их привычки говорить по каждому поводу: «Разрешите обратиться», «Так точно!», «Есть!» и т.п. Однако потом я привык, а они потихоньку перешли на терминологию «гражданки», но оставшаяся у них сноровка, профессиональные навыки и дисциплина во многом определили успех нашей работы. На втором году эксплуатации большинство имевшихся проблем с оборудованием АТЭЦ было, в основном, решено, и наша работа, как говорили мои друзья-подводники, пошла «в штатном режиме». Это совсем не означало, что теперь на смене можно было спокойно отдыхать. Ярким примером явилась та самая связь с Красноярской ГЭС, о которой я упоминал выше и которая очень остро проявилась однажды весной. В верхнем бьефе ГЭС скопилось большое количество воды и энергетики начали её усиленный сброс, минуя турбины. На всем протяжении реки от Дивногорска до Железногорска поднялся уровень воды. Вода смывала с берегов огромное количество мусора и несла его вниз по течению. У нас в турбинном цехе возникла аварийная ситуация — мусор попадал в конденсаторы турбин, забивал трубки, вызывая резкое падение вакуума и, соответственно, снижение электрической нагрузки. Пришлось поочередно останавливать турбины, чтобы ремонтники смонтировали в конденсаторах дополнительные мелкоячеистые сетки, после чего у сменного персонала наступили горячие дни и ночи. Каждую смену мы отключали поочередно по два конденсатора, открывали люки на их корпусах и сильной струей из брандспойтов смывали с сеток мусор и грязь в сливные водоводы. После этого люки задраивали, подавали охлаждающую воду, поднимали вакуум и переходили к следующей турбине. Это повторялось каждую смену в течение нескольких недель, пока Енисей не пришел в нормальное состояние. Конечно, при взгляде на поведение дежурного персонала при нормальной работе оборудования неискушенному человеку со стороны могло показаться, что персонал совсем не загружен, а зачастую просто бездельничает. Действительно, проведя необходимые технологические операции и организационные действия при заступлении на смену, оперативники потом занимались, казалось бы, совсем простым делом – наблюдали за работой оборудования и показаниями приборов, время от времени отвлекаясь на телефонные разговоры со своими коллегами и записи в сменный журнал.
Мне не раз приходилось слышать, что сменную работу даже сравнивать нельзя с напряженной работой дневного ремонтного персонала, особенно в периоды проведения ППР и КПР. (Кстати, все операции по выводу из работы оборудования и систем, контроль над ремонтом, а затем и ввод оборудования в работу осуществляет именно оперативный, сменный персонал). Считал и считаю такое мнение глубоким заблуждением. Уже сам по себе факт необходимости постоянной работы по сменам, особенно дежурств по ночам, представлял собой отступление от нормальных естественных биологических режимов и являлся серьезным испытанием для тела и души. А постоянное нахождение в состоянии высокой ответственности за работу вверенного ему сложного и потенциально опасного оборудования, повышенная готовность к любой нестандартной, стрессовой ситуации, безусловно, негативно сказываются на человеке.
Наши молодые организмы в то время стойко переносили тяготы ночных дежурств, тем более что мы находили и положительные моменты в вахтовом графике. Работали мы по шестичасовым сменам и имели несколько хороших выходных, особенно после периода ночных дежурств, что давало нам возможность уделять большее внимание своему отдыху. Походы в тайгу. Рыбалка и охота Наша жизнь протекала в обычном режиме: работа, сон, свободное время для отдыха и занятий для души. В молодом социалистическом городе, закрытом в то время по режимным соображениям, было не так много возможностей культурно-просветительного характера. Чтение книг и походы в кино, изредка выезды на «большую землю» в Красноярск, где можно было сходить в театр или приличный (по тем временам) ресторан. Мне и моим друзьям очень нравился отдых на природе, благо к этому располагали прекрасные окрестности нашего города. Полноводный Енисей и настоящая сибирская тайга с многочисленными распадками, изобилием грибов и ягод манили нас к себе. В нашей смене сформировался неплохой коллектив любителей природы, в, основном, молодых парней, еще не обремененных семейными заботами.
Лыжная тропа почти все время шла с некоторым подъемом вверх и небольшими пологими участками. Это давало нам возможность на обратном пути значительную часть маршрута, почти до самого КПП-3, просто съезжать на лыжах. Часто мы брали с собой одно-два ружья, так на всякий случай. Порой мы встречали небольшие стаи диких коз, вспугивали зайцев и прочую живность, коей в сибирской тайге было немало. До сих пор помню великолепный сладкий вкус подмерзших плодов калины, которую мы наши на одной из полянок рядом с лыжней. Добравшись до конечной цели, мы топили печь, готовили себе еду, пели песни и расслаблялись под музыку из радиоприемника «Спидола». На поляне около избушки с многообещающим транспарантом на фасаде «Кто занимается туризмом, доживет до коммунизма!» мы устраивали соревнования по стрельбе по импровизированным мишеням. Проснувшись утром, мы выбегали из избы, чтобы умыться ледяной водой из незамерзающей даже в сильные морозы речки. Остатки вчерашнего застолья быстро выветривались на свежем воздухе, и мы вскоре были готовы к обратной дороге.
Среди моих друзей было немало любителей дальних выездов на природу – начинающие скалолазы обязательно отправлялись в красноярский заповедник «Столбы», куда мне, к сожалению, так и не удалось попасть. Охотники за приключениями сплавлялись на плотах по сибирским рекам, в том числе по Мане, где и я со своими друзьями однажды попробовал свои силы. Но ни «скалолазом», ни «сплавщиком» мне так и не удалось стать – меня больше привлекало другое занятие – рыбная ловля. Рыбалкой я увлекался с детства, поэтому и в Томске, будучи студентом, и здесь в Железногорске, ей я уделял много времени. В один из длинных летних выходных мы большой группой отправились с ночевкой на реку Кан, где в районе порогов решили немного порыбачить и покупаться. Хотя я и брал с собой спиннинг, но рыбалки на этот раз не получилось. Зато отдохнули мы отлично. Особенно нам «понравилось» плавание по бурной реке в зоне больших порогов. Должен признаться, что испытал довольно неприятные ощущения, когда быстрое течение понесло меня на большой скользкий камень, выбраться на который удалось не сразу. Кое-кому из наших друзей пришлось совсем несладко, когда потоками воды их таскало от камня к камню. Но зато все мы тогда получили большую дозу адреналина от такого экстремального отдыха. Однажды я с Виктором Кобзевым, работником моей смены, вместе с Альбертом Бадьиным на его «Волге» отправились порыбачить на реку Чулым в Бирюлюсский район. Прибыв вечером на незнакомую реку, остановились около небольшого понравившегося нам заливчика на заросшем кустарником берегу. Поставили палатку, настроили снасти. Внезапно из травы поднялись тучи злых комаров и с остервенением набросились на изнеженных городских пришельцев, заставив нас ретироваться. Пришлось перебраться на высокий косогор, продуваемый ветерком, где мы и заночевали. Утром мы вернулись к тому заливу, где неплохо половили крупных полосатых окуней, т.н. «горбачей». До конца дня мы наловили больше ведра разномастной рыбы, включая язей, щук и плотвы. Короче, отдохнули нормально и удовольствие получили. Вернувшись в город, всю рыбу отдали нашему шефу, для блага его семьи.
На озере временно был введен запрет на лов рыбы, а место для своего отдыха мы выбрали в устье речки, как оказалось, в запретной зоне. В выходные мы приходили сюда, вытаскивали руками из прибрежных норок вьюнов и насаживали их на донки. Расставив вечером с десяток донок на берегу, утром обычно мы вытаскивали 5-6 налимов. На костре готовили лакомые блюда и «культурно» отдыхали. Однажды к нашему шалашу подъехал на лошади местный егерь и начал сурово нас отчитывать, грозя страшными карами. Пришлось пригласить его к столу и угостить парой рюмок водки, после чего суровое сердце нашего гостя смягчилось. На прощание он милостиво разрешил нам приходить сюда для отдыха, «…только чтобы не безобразничали и не мусорили здесь!» Через некоторое время рыбалку на озере разрешили. Здесь развелось много рыбы, в основном леща. Часто рыболовы добывали на озере и с лодки, и с берега экземпляры по 3-4 кг, а нередко и крупнее. Как-то осенью, и я решил попытать здесь рыбацкого счастья. Опыта ловли леща я к этому времени не имел, но внимательно выслушал инструкции своего друга Виктора, бывалого рыбака. В выходной день отправился на озеро, взяв с собой две удочки. Подсак, как и садок у меня, конечно, отсутствовали. Устроился на свободных мостках на берегу, рядом с дорогой, осмотрелся. Любителей рыбалки по соседству было человек десять, стояла ветреная прохладная погода, рыбаки скучали, клёва ни у кого не было. Я забросил обе удочки, насадив навозных червей, спуск отрегулировал в соответствии с инструктажем Виктора – грузило лежит на дне, поплавок стоит под углом 45 градусов. Около часа я скучал, как и мои соседи, в основном, взрослые солидные мужики, по виду все заядлые рыболовы. И вдруг… Я не поверил своим глазам, поплавок на одной из моих удочек, как по инструкции вздрогнул, лег на воду, выждал некоторое время и, чуть притопившись плавно двинулся в сторону камыша, росшего неподалеку. Я сделал подсечку и ощутил пудовую тяжесть где-то в глубине. А ведь это лещ, мелькнула мысль. Началась неравная борьба, на которую с любопытством и нескрываемой досадой смотрели мои соседи. Лещ, тупо сопротивляясь, тем не менее, поддавался моим усилиям и потихоньку продвигался к поверхности воды. Тут я сообразил, что без подсака я с ним не справлюсь. «Дайте кто-нибудь подсачек,» - закричал я. Мужики, встав со своих мест и наблюдая за мной, угрюмо молчали. Наконец, один из них не выдержал, подошел и протянул мне свой подсак, дав понять, что я сам должен решать свою проблему. Я взял его инструмент в левую руку, а правой – продолжал вываживать рыбу. Наконец, в воде показалось что-то большое и желтое. Лещ ворочался, медленно переваливаясь с боку на бок, как медный таз. Из моей головы напрочь вылетели слова моего инструктора о том, что надо поднять его голову из воды, чтобы лещ глотнул воздуха. Подтянув леща, который мне показался гигантом весом не менее 4-5 килограммов, к самому берегу, я опустил подсак в воду и попытался подвести его под рыбу. Это и стало моей фатальной ошибкой. Лещ круто развернулся под самым моим носом, ударил хвостом по воде и, оборвав довольно приличную леску чуть выше грузила, спокойно ушел назад в родную стихию. Несколько минут я приходил в себя от пережитого. А когда мое сознание ко мне вернулось и стихла дрожь в ногах, я расслышал все, что думают обо мне рыбаки-соседи, так и не увидевшие сегодня ни одной поклевки. В мой адрес лился такой поток насмешек и непечатных выражений, что я счел за благо побыстрее смотать свои удочки и отправиться домой. Зимней рыбалкой я до этого времени не увлекался, но мой настырный друг Виктор уговорил как-то меня пойти с ним на озеро, которое уже успели сковать сибирские морозы. Поскольку специального инвентаря и теплой одежды для подобной рыбалки у меня не было, я одел два лыжных костюма, пару носков, одолжил у Виктора две зимних удочки и отправился с ним на озеро. Пробив пешней несколько лунок, мы уселись на какие-то стульчики и стали «работать» мормышкой. На улице было очень морозно и ветрено, по льду гуляла метель, продувая мне поясницу, а клёва все не было. Через пару часов я продрог окончательно и уговорил приятеля вернуться домой. Последствия этой рыбалки оказались весьма впечатляющими – я впервые в своей жизни заработал сильнейший приступ радикулита, которому подвержен и до сих пор. К зимней рыбалке я вернулся лишь через десять лет, будучи уже в Ленинградской области и то, благодаря стараниям моего хорошего друга Бориса Орешкина, подарившего мне на день рождения ящик для рыбалки со всеми принадлежностями. А летом у меня была еще неплохая рыбалка на карасей. За городской зоной, недалеко от КПП-3, того самого, через которое мы ходили на Тель, друзья обнаружили заросшее осокой и травой небольшое озерцо. Там в метровом слое ила на дне обитали приличные золотые и серебряные караси. На берегу озерца была пара самодельных плотов, на коих мы доплывали, отталкиваясь шестом, до небольших чистых окон воды. Караси поднимались в верхний слой только после захода солнца, а с первыми его лучами снова уходили в ил. Поэтому ловить их приходилось ночью при свете луны или звезд, установив спуск на удочке 15-20 см. Поскольку в то время мы не знали о существовании таких прекрасных вещей как светящиеся поплавки, приходилось изрядно напрягать зрение, чтобы увидеть момент движения поплавка в сторону. Зато результаты были неплохими – пара десятков приличных (150-200 г) карасей была обеспечена за одну ночь. На этой рыбалке я был три раза, а когда следующим летом мы пришли на это озеро, то вместо воды увидели полностью заросший луг. По-видимому, караси остались где-то в глубине. Однажды осенью Виктор Кобзев уговорил меня и еще одного нашего приятеля отправиться в его родную деревню поохотиться на северную утку, которая должна была к этому времени начать свой перелет в теплые края. Виктор имел пару охотничьих ружей, и сам снарядил целую кучу патронов, которые мы взяли с собой в дорогу. Из Красноярска поездом мы добрались до Канска, затем местным авиарейсом полетели на север, и наконец автобусом добрались до его родных мест где-то в районе реки Бирюсы. В деревне вместе с родителями жил его старший брат, здоровенный парень, ростом под два метра. Но оказалось, северная утка еще не прилетела в эти места, поэтому наша охота, в основном, свелась к употреблению непомерного количества самогона и квашенной капусты из огромной деревянной бочки, стоявшей в сенях избы, непременного атрибута сибирской деревни. Выход на природу все-таки состоялся – надо же было использовать запас патронов. Стреляли прицельно по листьям на деревьях, по банке с тушенкой и т.д. Нашей добычей также оказалась случайная выдра, доставать которую из воды взялся старший брат Виктора. Натянув на свои лапы 45-го размера чужие болотные сапоги гораздо меньшего размера, он полез в воду. Выдры, конечно, он не нашел, зато нам представилась возможность поупражняться втроём, наподобие деда с бабой и внучкой, снимая одетые на его голые ноги резиновые сапоги, чем мы и занимались не менее получаса, отвлекаясь лишь изредка на очередной глоток горячительного напитка. По возвращении домой, я еще около недели ходил с распухшими пальцами и болевшим плечом, что было результатом слишком больших зарядов пороха, набитых Виктором в патроны, которые кстати нам так и не удалось расстрелять полностью. На этом мои охотничьи похождения в Сибири закончились. К охоте на уток мне пришлось вернуться гораздо позднее только уже на побережье Финского залива. Жить рядом с сибирской тайгой и не сходить в тайгу за кедровыми орехами – разве такое возможно? Однажды осенью, когда наступила пора сбора этого замечательного дара природы, я с тремя коллегами по смене также решил отправиться за орехами. Загрузив в свои большие «абалаковские» рюкзаки минимальный запас провианта и спиртного (бутылка на человека), сели в «Москвич» одного из наших знакомых и по лесной дороге забрались далеко в тайгу. Машину мы отпустили, наказав водителю ждать нас на этом же месте через три дня, а сами по лесной тропе пошли дальше к местам промысла, куда нас повел один из моих попутчиков, когда-то уже побывавший здесь. По дороге нам попадалось очень много грибов, и мы решили, что на обратной дороге можно будет что-нибудь набрать и принести домой. Пройдя по распадку километров десять, остановились у ручья, где на небольшой площадке еще с прошлой осени заготовителями были предусмотрительно оставлены самодельные приспособления для заготовки ореха: деревянный ворот с гвоздями для шелушения кедровых шишек и пару металлических сит для просева ореха. Пока шли к месту назначения, начал идти дождь, поставили двухместную палатку, которая сразу же намокла. Решили сделать навес из лапника под большой елью. Сказано-сделано, и вот уже мы под этим прикрытием, раскупорив пару бутылочек водки, отметили начало нашей экспедиции и улеглись спать. Среди ночи мы проснулись от сильного грохота – над тайгой разразилась сильнейшая гроза с ливнем. Ослепительные вспышки молний озаряли все вокруг, и тут же следовал мощный удар грома – казалось, молнии вонзались в землю рядом с нами. Через некоторое время поток воды хлынул на нас – не выдержал намокший лапник. Чертыхаясь, мокрые и злые, мы полезли в палатку, которая нам теперь показалась вполне сухим убежищем. Гроза грохотала почти до самого утра, а проснувшись, мы увидели ясное, чистое небо и не могли надышаться изумительным воздухом полным озона и утренней свежести. В первую вылазку за кедровыми шишками мы отправились вчетвером. Нам было известно, по крайней мере, четыре способа заготовок «кедрового сырья»: сбор под кедрами упавших на землю шишек (самый непродуктивный), спил дерева бензопилой (браконьерский и преступный), использование колотушки (также запрещенный), наконец, лазанье по кедрам и веткам для сброса шишек. Именно этим последним способом мы и решили действовать. Как известно, старые кедры достигают высоты 45 м с диаметром их ствола до 2 м и, чтобы сбить шишки сборщику приходится взбираться на дерево до самой вершины, где шишек особенно много. Иногда, чтобы взобраться на нижние ветви кедра приходилось «подваливать» к его стволу соседнюю елочку. А когда мы забирались на верхние ветви могучего кедра и стучали ногами и руками по ним, желательно было не смотреть вниз, тем более что после вчерашнего ноги у нас слегка дрожали. К обеду у каждого из нас было по мешку кедровых шишек, и мы отправились к месту нашей стоянки, решив, что с водкой надо быть осторожнее, ибо следующие кедры нам будет трудно осилить. По пути немного поплутали, пока нашли свою стоянку. В дальнейшем мы ходили за шишками втроем, а один из нас оставался на стоянке и занимался переработкой сырья, а в 4 часа пополудни подавал контрольный сигнал выстрелом из ружья, собирая народ к нашему очагу. Три дня пролетели в трудах, и вот мы, согнувшись под тяжестью рюкзаков, заполненных доверху чистым кедровым орехом, отправились в обратный путь. Время, назначенное для встречи с машиной, нас подстегивало – пришлось идти напрямую через буреломы. Ни о каких грибах уже речи не было, глаза застилал пот, ноги гудели, силы были на исходе. С опозданием на полтора часа вышли на дорогу – спасибо нашему водителю, что дождался. Самым удивительным было то, что с собой в город из тайги мы принесли нетронутую поллитровку (этот факт еще долго вызывал у наших знакомых естественное изумление). Начало семейной жизни. Очередной поход в тайгу Мои отношения со Светланой продолжали развиваться по нарастающей линии, несмотря на периоды некоторых охлаждений, вызванных, скорее всего, неуступчивостью и гордостью нас обоих. Хорошие дружеские отношения установились у меня с её подругами и их парнями. Мы неоднократно бывали на даче у гостеприимных родителей подруги Светы Люды Веприцкой. Её парень и будущий муж Олег, работал на соседнем предприятии ОКБ-10 (нынешнее ОАО «Информационные спутниковые системы» им. Академика М.Ф. Решетнёва») и иногда просвещал нас свежими космическими новостями. Так, например, 18 марта 1965 года раньше всех сообщений радио и газет от него мы узнали о запуске корабля «Восход-2» и предстоящем выходе Алексея Леонова в открытый космос, а позже он же поведал нам о некоторых проблемах этого полета и нештатном приземлении экипажа П. Беляева и А. Леонова в «нерасчетном районе». Весна 1965 года шагала по Сибири семимильными шагами, одаряя всех волнами тепла и любви. Наши со Светой чувства окрепли настолько, что мы решили связать себя семейными узами. И вот мы уже в городском ЗАГС Скромную свадьбу сыграли 24 апреля в моем общежитии, в небольшом кругу близких друзей. Первое время наша семейная жизнь протекала попеременно то в моем, то в её общежитии. Однако вскоре директор ГМЗ Валентин Павлович Муравьев, проявляя отеческую заботу о своих работниках, выделил из директорского фонда двухкомнатную квартиру в только что построенном доме, куда мы и въехали вместе с другой молодой семьей Гасиловых. Отдельная небольшая комната на пятом этаже «хрущевки» в новом микрорайоне по улице Энтузиастов 16, маленькая общая кухня, совмещенные туалет и санузел – все это казалось нам верхом комфорта. Обе семьи ждали прибавления, и получение своего места под крышей оказалось весьма кстати. В сентябре я взял короткий отпуск, и мы с женой авиарейсом «Красноярск-Горький» отправились на её родину. Прибыв в Бутурлинский район Горьковской области, в родную деревню Светланы — Ягубовку, мы провели несколько дней на берегах удивительно красивой реки Пьяны. Родители Светланы, Федор Лазаревич и Анна Тимофеевна, приняли меня радушно, ничуть не показывая обиды на дочь, которая не спросила их согласия на брак, хотя здесь за ней увивались весьма знатные женихи районного масштаба. Сибирский «чужак» явно пришелся им по нраву, да и мне мои теща и тесть понравились своей простотой и открытостью, типичными для российской глубинки. 16 июня 1966 года у нас родилась дочь Лариса (удивительное совпадение по дате с днем защиты мною диплома в ТПИ четыре года назад). Через какое-то время я почувствовал себя настоящим отцом – бессонные ночи, пеленки, таскание коляски с ребенком на пятый этаж и прочие прелести семейной жизни напрочь выветрили из моего сознания остатки холостяцкого быта и раздольных нравов. Жизнь пошла по известной схеме: работа, дом, семья, дети. Осенью я с благословения Светланы решил снова отправиться в тайгу за кедровым орехом. Я с тремя работниками своей смены собрался «пошишкарить» всего один день. Ранним утром мой начальник Альберт Бадьин на своей «Волге» отвез меня и троих моих друзей по лесной дороге в тайгу, километров 30 от города, и обещал вечером забрать нас на этом же месте. Светило солнышко, был теплый осенний день. Всё располагало к хорошей охоте на кедровую шишку. Мы резво направились по широкой тропе вглубь тайги, прошли пару километров и оказались около огромного кедра, росшего на небольшой полянке. Договорились, что на этой поляне мы встречаемся около 6 часов вечера, и разошлись в разные стороны. Пока светило солнце я, ориентируясь по нему, забрался вглубь леса, пытаясь найти подходящие для промысла деревья. Действительно, мне удалось залезть на парочку небольших кедров и набросать вниз полмешка шишек. После полудня небо затянуло тучами, и мой ориентир сбился, к тому же я забрался в район, где практически не было кедровых деревьев. Через некоторое время я наткнулся на место, которое уже проходил и понял, что заблудился. В моей голове проносились страшные картины, навеянные рассказами о судьбе людей, заблудившихся в тайге, а в душе родились и начали гулять волны жалости к себе самому и оставленной дома молодой жене и маленькой дочке. И тут случилось чудо – вскоре я напал на еле заметную тропу, пройдя по которой минут пятнадцать, вышел на знакомую полянку и оказался у подножия «нашего реперного кедра». От сердца отлегло. Я забрался на спасительный кедр и стал стучать ногами по веткам, сбрасывая кедровые шишки вниз. Шишки с шумом падали на землю около ствола дерева, где их тут же «обрабатывала» невесть откуда взявшаяся парочка полосатых бурундуков. Мне было видно, как они, придерживая очередную шишку обеими лапами, ловко шелушили её, набивая орехами свой рот. С раздутыми щеками бурундучки убегали в свое укрытие, прятали там добычу и снова возвращались к дереву за новой порцией орехов. На душе у меня было радостно от того, что мои злоключения закончились, и я совсем не обижался на этих мелких воришек. Через некоторое время я решил громкими криками напомнить своим приятелям о своем существовании и с радостью услышал их приглушенные расстоянием отклики. Примерно через час на мой зов подошли двое из «старателей-кедровиков». В глазах у них читалась еще не прошедшая тревога – они так же, как и я хорошо поплутали по тайге и мои крики оказались очень полезными для них в части ориентирования. С гордым видом первопроходца и спасителя я спустился с кедра, собрал остатки шишек в свой мешок. Вскоре к нам присоединился и последний участник экспедиции. Пришел он к нам со стороны лесной дороги с полупустым мешком, так как сделал крюк километров в десять, пытаясь выбраться из недружелюбной тайги. Да, мы явно переоценили свои силы в умении ориентироваться в незнакомом лесу при отсутствии компаса (о навигаторах в то время никто не слышал). Посмеявшись над собой, дружно пошли к дороге, где нас уже ждала знакомая машина. В дальнейшем за кедровыми орехами в тайгу я больше не ездил. Первое семейное путешествиеВ конце апреля 1967 года, после двух лет семейной жизни, когда нашей дочери Ларисе едва исполнилось десять месяцев, мы отправились вместе с ней авиарейсом Аэрофлота из Красноярска в Горький. Свое первое авиапутешествие наша дочка перенесла вполне нормально – благо стюардесса посадила нас на удобные места, а нашей малютке была предоставлена персональная подвесная люлька рядом с нами. Прибыв в уже родную Ягубовку, мы отдохнули несколько дней, я успел пару раз сбегать порыбачить на Пьяну, а затем, оставив дочку на попечение бабушки Анны Тимофеевны, вылетели из Горького рейсом Аэрофлота в короткое путешествие на юг. Хотелось хотя бы на недельку-полторы сменить все-таки прохладную среднерусскую весну на что-нибудь потеплее. Мы знали из сообщений радио, что на южном курорте установилась прекрасная погода, и мечтали понежиться на солнышке и искупаться в ласковом теплом море. Однако уже в воздухе мы с грустью узнали, что в Краснодарский край неожиданно пришел циклон и на побережье похолодало. Аэропорт Адлера не сразу смог принять наш рейс, и нам пришлось сделать краткую остановку в Ростове-на Дону. Это нас, конечно, несколько разочаровало. Прибыв наконец в Сочи, мы устроились в гостинице с символичным названием «Светлана», где в свое время я с друзьями пообедал в ресторане. Наш короткий отпуск начался с экскурсий по городу, где я выступал уже в качестве «опытного гида». Как и четыре года назад, меня потянуло в сочинский дендрарий, где мы с супругой пробродили пару часов. Затем прошлись по парку Ривьера. Я вспомнил рассказ своих родителей, что где-то здесь они отдыхали в одном из санаториев в феврале 1940 года. Еще в поезде, идущим из Москвы в Адлер, они познакомились с генералом Иваном Васильевичем Панфиловым, будущим легендарным защитником Москвы. Ехали они в одном купе и отдыхать им довелось вместе в одном санатории. Помню, позднее Михаил Никифорович очень гордился фото, на котором они с матерью были запечатлены вместе с Панфиловым и его знакомой на скамеечке в сочинской Ривьере. Подробный отчет об этой поездке представлен на странице «Короткое путешествие в Сочи и Абхазию - 1967 год» За день до отъезда, несмотря на прохладную погоду, мы все-таки решили искупаться в море – ведь мы же сибиряки! Последствия не заставили себя ждать – уже к вечеру у Светланы поднялась температура и ухудшилось общее состояние. Настроение у нас упало, мы быстренько собрали вещи и утром улетели в Москву. Когда мы снова попадем в этот южный город, мы конечно не догадывались, но верили, что это обязательно случится, и никакая погода нам не помешает в следующий раз в полной мере насладиться отдыхом на теплом Черном море. Из Москвы на электричке мы добрались до Монино, где слегка поправили здоровье в гостях у тети Лизы, проживавшей в поселке военно-воздушной академии (впоследствии ВВА им. Ю.А. Гагарина). Через несколько дней поездом с Казанского вокзала мы уехали до райцентра Бутурлино, откуда рейсовым автобусом добрались до Ягубовки. В деревне нас радостно встретила уже заскучавшая по нам дочка Лариса, которой еще предстоял долгий путь домой в связи с намеченным посещением родственников в Петропавловске и Омске. Мы забрали дочь и всей семьей на самолете улетели из Горького в Петропавловск, где навестили моего приемного отца, Михаила Никифоровича, воспитавшего меня с малых лет и давшего мне свою фамилию. Потом на маленьком самолете типа «кукурузник» мы перелетели из Петропавловска в Омск. Самолет шел на небольшой высоте, внизу отлично просматривались степные просторы Северного Казахстана и Прииртышья. Однако по салону гулял свежий ветер, самолет сильно болтало, нашу дочь укачало и, к тому же, она слегка простыла. В Омске мы были приняты с большой радостью моим родным отцом Архипом Степановичем, старшими сестрами Любой и Верой, и другими родственниками. Погостив у Крушинских несколько дней, мы завершили длинное и многоступенчатое авиапутешествие рейсом на Красноярск. В конце года наша семья переехала в новую отдельную двухкомнатную квартиру в соседнем доме, по адресу ул. Энтузиастов, 20. Это был настоящий подарок от руководства станции и большая радость для нас. Мы продолжили укреплять свое семейное гнездышко, купили новый холодильник «Енисей», приобрели скромный кухонный гарнитур и диван. Собственными руками я смастерил стеллаж для семейной библиотеки и домашних цветов, который разместил в проеме между коридором и большой комнатой. Для этого стеллажа я выпросил на работе четыре трубки из нержавеющей стали диаметром 28х1,5 мм и длиной 3 метра, которые пришлось вывезти из «горы» на подвернувшейся ж/д платформе с технологическим мусором. Стеллаж получился легким, прочным и красивым, что сразу придало нашей квартире некоторый своеобразный шарм. Через какое-то время в гости к нам приехал Михаил Никифорович, и больше недели с удовольствием повозился со своей внучкой, дав нам возможность немного отдохнуть. Он, как и мы, пришел к выводу, что Лариса растет смышлёным и общительным ребенком на радость родителям. После его отъезда, мне удалось устроить дочь в детские ясли. И хотя в подобных учреждениях дети часто болеют и периодически сидят дома, Света все же смогла пойти на работу. Сменный характер моей работы лучшим вариантом предполагал и для неё такой же график. Для этого мне пришлось сходить на прием к директору комбината Мешкову А.Г., который меня достаточно хорошо знал к этому времени. Александр Григорьевич помог Светлане устроиться телефонистской на междугороднюю телефонную станцию, что нас вполне устраивало, так как мы могли без особых помех заниматься воспитанием дочери и сидеть с ней дома в случае болезни. Посоветовавшись с супругой, я подал в профком станции заявление, и был поставлен в очередь на получение автомашины «Москвич».
Количество показов: 7917 rating: 3.35 |
Сегодня
25 Апреля 2024 года Четверг Последние записи |
Накопление опыта
Ещё в начале 1963 года главным инженером ГХК был назначен Мешков А.Г., который позднее, в ноябре 1965 года, стал директором комбината. За плечами у Александра Григорьевича был большой опыт работы в Челябинске-40. Здесь он начал свой трудовой путь сменным инженером на первом в стране промышленном уран-графитовом реакторе, стал заместителем главного инженера комбината «Маяк», а затем работал на Сибирском химкомбинате (Томск-7). Это был добрый, доступный и очень отзывчивый человек, что не так уж часто встречается среди больших руководителей. Судьба в дальнейшем еще много раз сводила меня с Александром Григорьевичем в самых разных местах. Мне он запомнился и как энергичный, цепкий, моментально оценивающий обстановку руководитель, не боящийся брать ответственность на себя.
В следующий раз мы посетили стройку Красноярской ГЭС и город гидростроителей Дивногорск.
Светлана Белова была родом из Горьковской области и приехала в Красноярск-26 с подругами по направлению после окончания ПТУ в Дзержинске. Она была моложе меня на полгода, отличалась большой скромностью и порядочностью среди своих подруг, но имела твердый и непростой характер. Я стал частым гостем в её общежитии, где девчата с радостью встречали каждый мой приход, тем более, что я, как правило, не приходил с пустыми руками и приносил гостинцы (цветы, конфеты, коньяк и т.п.) Наша дружба росла и крепла, прерываясь изредка неизбежными в таком деле периодами выяснения отношений. Но, как говорят в народе «… милые бранятся, только тешатся...» У нас появились новые общие друзья, с которыми мы отлично проводили свободное время в городе и на природе, в ближайшей тайге, раскинувшейся в живописных предгорьях Атамановского хребта – отрога Саянских гор.
Работа в штатном режиме
Вылазки на реку, пешие и лыжные походы в ближайшие таёжные распадки стали обычным явлением для нас. Особенно нам нравилось ходить с ночевками в охотничью избушку на малой таёжной речке с ласковым названием «Тель», километрах в 15-ти от города. Пройтись этим маршрутом на лыжах зимой по свежему морозному воздуху было приятно и полезно для организма, уставшего от напряженной ночной смены.
Однажды поздней осенью, когда еще не было устойчивого снежного покрова, во время пешего похода на Тель нам удалось почти сразу на выходе из города подстрелить здоровенного зайца-беляка, успевшего к этому времени сменить серую шубку на белую.Вечером в жарко натопленной избе мы уютно устроились вокруг большого котелка вкусной зайчатины и пригласили отведать нашего блюда двух охотников, пришедших к нам с пустыми руками. Они вначале отнекивались, по-видимому, их смущало то, что не они, а простые туристы пришли с добычей, но потом за рюмочкой водки отбросили свою обиду и подсели к столу.
вместе с нашими свидетелями Людой Веприцкой и Виктором Кулашкиным оформляем регистрацию брака.
